Мне хотелось отодвинуть шторки в сторону и выглянуть наружу, но я не осмелилась из-за близости Золоченых. Так что я довольствовалась тем, что мельком, сквозь сетку наблюдала за тем, мимо чего мы пролетали. И все-таки я вдыхала воздух за пределами Коллиджерейта и видела город Холстетт, который раскинулся до самого моря. Оттуда веял соленый бриз. Я скучала по этому аромату, да и по многим другим. По запахам усыпанного листвой леса за деревней и влажного тумана, который окутывал все побережье, и по свежести отступающего прилива.

В стенах Коллиджерейта нас окружали камни, дым и блеск металла. Отдушиной для меня стала библиотека с ароматами пчелиного воска и книгами. И, конечно же, ядовитый сад матери.

Почему-то мне казалось, что стены подворья были грифельно-серыми. Однако снаружи зубчатые стены с бойницами и узкими оконцами для лучников были покрыты золотом. В утреннем свете Коллиджерейт сиял, словно маяк, обозначая собой самую высокую точку на многие мили вокруг. Холм, на котором он стоял, был совершенно голым. На нем не было земли, и ничего на нем не росло. Здесь не было ни лиственного леса, ни покрытых росой лугов. Я думала, что под сенью крепостных стен раскинулись крестьянские угодья, но их тоже не оказалось.

Мы остановились в ожидании того, чтобы нас пропустили через нижние крепостные ворота в город, и я опустила взгляд на руки. Мне совсем не хотелось смотреть на стены с болтающимися на них телами повешенных.

От того, как карандаш заскрипел по бумаге, я вздрогнула. Этот звук показался мне таким резким – достаточно громким, чтобы привлечь внимание Золоченых. Но когда я осмелилась выглянуть, они были заняты лишь тем, что луни взлетели слишком высоко.

Мягким карандашом на свежей странице блокнота Мила написала:

«Мне нужна помощь. Их слишком много».

Я нахмурилась. Слишком много кого?

Мила провела линию вдоль носа и прижала руку к щеке. В детстве мы придумали такой знак для Золоченых.

Я нахмурилась еще сильнее.

«Конвоиры, их слишком много. Он встревожен», – вывела она идеально круглые и ровные буквы. Я всегда немного завидовала ее почерку. Мой выглядел так, будто голубь вляпался в чернила и принялся танцевать чечетку по всей странице.

Беззвучно, одними губами я спросила:

«Кто?»

Мила закатила глаза и написала:

«Смотритель! Может, мне еще и картинку нарисовать?»

Я фыркнула, выхватила у нее карандаш и указала на блокнот. Мила одарила меня самым выразительным из всех своих хмурых взглядов, но все же отдала его. Первым делом я стерла слово «Смотритель». Если нас поймают на том, что мы пишем о Высшем Смотрителе Холстетта, мы рискуем лишиться одного-двух пальцев. Я аккуратно вывела: «Какого черта?» и вернула ей блокнот.

«Прикрой меня! Мне нужно доставить послание», – написала Мила.

Она передала блокнот мне, и я написала:

«Кому?»

Мила криво ухмыльнулась – наконец-то, искренняя улыбка моей сестры!

«Бабушкиному поставщику».

«А ребенок вообще есть?»

«Родился вчера вечером», – написала Мила. У меня округлились глаза. Обычно мы ждали, пока детям не исполнится несколько месяцев, и только тогда регистрировали их.

«Так ты отвлечешь их или нет? Бабушке нужна имбирная трава для Карлотты, а ему как раз доставили новую партию».

Имбирная трава росла в лесу неподалеку от нашей деревни, но так и не прижилась в ледяной пустыне, которую оставили за собой Золоченые после волны завоеваний и разрушений. Даже в теплице матери не удавалось вырастить эту траву. Чтобы регулировать лунные циклы и фертильность, мы обращались на черный рынок. Это давало нам хотя бы некоторый контроль над жизнью, в которой все решено за нас.