Тем более – его писать!..
Я искал себя везде:
В красках замшевых заката,
В набегающей грозе
Рифм, придуманных когда-то,
У рычащего станка,
В поле с граблями,
Среди тех, кто всё скакал
Танец с саблями.
На туристских шабашах
В складках спальника,
В корифеях, в корешах
У начальника.
В громкой ругани, в сетях
Драк копеечных,
В позолоченных клетях
Канареечных.
В одинокости,
В любви к одиночеству,
В ожидании лавин
Мелких почестей,
В ожерелье орденов,
В лжи ошейнике,
В добродушном водяном,
В злом волшебнике.
У набухшего сосца,
В лапах случая,
У безносого косца
В пальцах скрюченных,
В поле,
испокон веков
Кровью поеном,
В доле
холодом оков
Успокоенных.
В вольной вольности, в узде,
В красках шёлковых рассвета,
И везде, везде, везде
Говорили: «Нету, нету!..»
Под покрывалом прошлого,
Под кожей настоящего,
Эксперимент на пошлость
Прошёл у нас блестяще.
Дороги запылённые
Со скулами провислыми,
А время разъярённое
Болтает коромыслами.
В песок уходят повести,
Моля о завершении,
А в лабиринтах совести
Лишь кораблекрушения.
И на мольбу о помощи –
Бессрочная гарантия:
В чаду с утра и до ночи
За водкой гибнет братия.
Стучат стаканы грязные
По стоек крышкам лаковым,
Такие люди разные,
А стонут одинаково.
Перед большими грозами
С всполохами Освенцимов,
В конце обманов розовых,
В начале импотенции,
В безверии, в безволии
Агоний увядания,
В просторах алкоголи,
В тисках непонимания,
В клещах вселенской лености
Внезапной и незыблемой…
На груду бывших ценностей
Мир с болью душу выблевал.
Катилась в лужу душную
Изжёванною вишнею,
Хотела стать послушною –
И сразу стала лишнею.
В песок уходят повести,
Иссохшей речкой Летою,
Что не измерить совестью,
Мы меряем монетою,
Что недоступно мщению,
Мы меряем молчанием,
Всемерным упрощением,
Всемирным одичанием,
Проверенною пошлостью,
Согласностью смердящею,
Под покрывалом прошлого,
Под кожей настоящего.
Разрушена великая стена.
В приличии увидели уродство,
В спасителе узнали колдуна,
В предательстве – печаль и благородство.
В пристенных жителях – клопов, мой друг, клопов!
Сосущих кровь без пользы и без меры
Из преданных строителей-рабов,
Немножко красных и немножко серых.
Разрушена с умом, не сгоряча,
И разрушители, пришедшие на смену,
Из выбранного в груде кирпича
Уже спешат свою отстроить стену…
Я в стихах не любитель патетики,
Но подавно – не любитель слёз:
Поэты, милые мои поэтики,
Не насилуйте больше берёз!
О шёпот рощ не расшибают лбы,
В берёзовых стихах всё звень да цветь,
Так пойте, милые, хотя бы про дубы,
Уж если больше не о чем вам петь…
Это – подножье необозримо,
Троп и подходов к вершине – до ста,
Денно и нощно торимых, творимых,
Сложных, убийственных, необоримых,
А вершина – проста.
Тонущим хламом завалены ростры,
Белые – в путах чернильных – листы…
Из зарослей версий, ругани острой
Так мучительно, так непросто
Подняться до простоты!
Но и поднявшись, пыхтя и ликуя,
Не торопись распаковывать кладь,
Ведь и с вершины одной на другую
Не перейти никогда напрямую –
Только к подножью спускаться опять…
Как длинен путь минутного витка!
Как долог час пустого ожиданья…
И привкус вечности на сутках расставанья –
И жизнь так коротка!
Города серый металл
Шрамами улиц изрыт.
Я бы ему прочитал
Стихотворенье навзрыд.
Я бы ему прописал
Сто утоляющих строк,
Чтоб он спешить перестал,
Под миллионами ног.
Чтоб миллионы машин
Замерли, бросив вражду,
Чтоб перестали спешить
Люди, которых не ждут,
Чтоб из бетонной горсти
Выпустить тишину,
В город тебя привести.
Одну.
Два минуса умножь – получишь плюс,
А ложь на ложь – всего лишь ложь в квадрате.
Законы разные у чисел и у муз:
Мы множим маски, значит души тратим.
Мне б вырваться из этого кольца!
Сказать, что я чужой здесь, что я лишний,