– Теперь мы к вам приехали ховаться, – сказала Нюра.
Степка не знал, что ответить. Он смотрел на небо за ее спиной, голубое, как краска, на желтую гору, над которой кружился ястреб.
Нюра сказала:
– Наш дом разбомбили.
– Наш тоже.
– Мы видели. Отец в саду сидит на чемоданах, возле кроватей ваших.
– Проходи… Сейчас разбудим Любашу.
Любаша просыпалась трудно. Но, проснувшись, зацеловала Нюру, словно они были бог весть какими подругами.
Нина Андреевна рассказывала:
– Ночью дождь загнал в чужой дом, Софа. Остались без крыши, как погорельцы.
– Хоть живы, хоть живы…
– Ой, конечно! – Лицо у матери было постаревшее.
– А мы стоим посреди двора вашего, на дом разбитый смотрим, на могилку свежую… И волосы дыбом поднимаются. Неужто все и погибли?.. Спасибо, старичок сосед говорит: «Они через улицу в брошенном доме ночуют».
Конечно, это Красинин. Не спится, вдруг совесть мучает?
Дядя Володя улыбался приветливо и хитровато, будто говорил про себя: «Вот и снова встретились. Мы вас принимали, теперь вы нас…»
Он был одет в хороший костюм из коверкота цвета высушенного табака. А голова была прикрыта тюбетейкой: черной, с рисунком из красных и серебряных ниток. Он сидел на сетке кровати, а когда встал, то Степка понял, что дядя Володя уже не может стоять прямо, его тянет к земле, словно надломленную ветку.
Несильным голосом, хотя и со смешинкой, он приветливо сказал:
– Утро светлое, беглецы! Что ж получается? Приходите в гости, когда нас дома нет?
– Пословица нуждается в поправке, – возразила Любаша. – Приходите в гости, когда у нас дома нет.
– Да… – протянул дядя Володя. – Кто мог подумать?!
– А почему все так лихо получается? – Старик Красинин стоял возле забора и смотрел в сад.
«Все-таки бессовестная личность, – подумала Любаша. – К суду бы его привлечь за воровство. И расстрелять по законам военного времени. А он стоит и разглагольствует как лектор».
– Все потому, что немец самолеты создавал, а мы что… Куда смотрели? Вот и получилось… Да-а-а…
– Ты, папаша, свой брехливый мотор заглуши, а то я ненароком могу его запломбировать, – сказал шофер Жора, который был небритый, заспанный и вид имел угрожающий.
Старик Красинин не смутился, не возразил и даже не посмотрел косо. Повернулся спиной и степенно удалился.
– Вот что, хозяева, – громко сказал Жора. – Спасибо вам за гостеприимство, за ночлег. Извините, если что не так было. Человек не машина. Машины и то переворачиваются. Словом, до свиданья! Мне пора. Только на вашем месте я бы не стал с детьми ждать, пока на кузов бомбы свалятся. А пересидел бы это дело в горах. Запомните: Пасека, семья Чугунковых. Бывайте здоровы!
– Wer ist das?[7] – резко спросил Локтев. И сам удивился своей находчивости.
– Das ist…
Тра-та-та!.. – оборвал ответ немца автомат Чугункова.
Очередь была короткой. Но сразу запахло порохом и разогретым металлом. Небо чуть накренилось, и горы поползли в сторону. Локтев упал на бок. Крикнул:
– Взвод к бою!
Стреляли беспорядочно. С испугу. И те и другие…
Чугунков подсказал:
– Командир, давай подаваться влево. Иначе застрянем мы до рассвета. Тогда уже высоты Сивой нам не видать…
– Как они здесь очутились? – сдерживая дрожь, спросил Локтев.
– Может, поиск. А может, группа… Тоже на какую высоту нацелилась. Хрен их разберет!
– Так им недолго в тыл полка выйти.
– Здесь горы. Здесь всего остерегаться нужно. Выстрелы со стороны немцев отдалялись и затихали. Было похоже, что враг уходит.
Разведка не подвела. Высота Сивая и в самом деле сказалась нейтральной. В два часа три минуты Локтев по радиостанции моряков послал Журавлеву кодированную радиограмму: «Приказ выполнен».