«Здесь лежит грешная Орфо. Она пыталась. И это был кошмар».

Телегу опять подбрасывает одновременно с тем, как я ударяю по ее борту. Боль в кулаке двойная, я шиплю сквозь зубы и выплевываю:

– С-собака…

– Не ругайся, – требует Скорфус и перебирается на второе мое плечо.

Рокочет тихий утробный смех – и я цепенею, забыв даже вздохнуть. Судя по впившимся в тунику и кожаную накидку когтям, мне не послышалось. Скорфус тоже замер, тоже напрягся, и только его мокрый язык продолжает соприкасаться с моей шеей. Потом он шепчет:

– Хороший знак.

И возвращается к вылизыванию.

Медленно, осторожно я открываю глаза и заставляю себя опустить взгляд. Распростертый на дне телеги Монстр по-прежнему смотрит на меня; по краям тряпки, закрывающей его рот, выступила темная, с совсем слабым багровым оттенком жидкость – точно кровь. Глаза немного прояснились, хотя все еще больные. Я не то чтобы чувствую жалость… хотя не без этого.

– Орфо, – тихо говорит Скорфус, слетев с меня. Мы поднимаем головы почти одновременно. – Сталактитов больше нет. И вряд ли уже пещера осыплется. Мы почти приехали.

С этими словами он перебирается на спину ящерицы – аккуратно, чтобы не задеть ее тонкую, лишенную чешуи кожу когтями. Самоустраняется, паршивец, но я не могу его винить. То, что Скорфус вообще взялся помогать мне, то, что поверил словам «Слушай, да, все плохо, но без этой твари мне правда конец» – уже большая щедрость с его стороны. Важная. Ведь когда он только появился, я была уверена: им руководит чистый расчет. Примерно такой же, как и у любого бродячего животного, пусть даже и полубожественного происхождения.

Я смотрю на Монстра снова, плавно подаюсь ближе – и, глубоко вздохнув, резким движением сдираю повязку с его рта. Да, мое волшебство не работает в Подземье, но оно превратилось в физическую силу, какой в Гирии у меня нет. Думаю, только это спасло меня от десятка переломов, пока я дралась и считала спиной стены. И позволило ломать огромные сталактиты, как тоненькие соляные сосульки. Вот и теперь ткань просто трещит в моей руке, не приходится даже развязывать узел у Монстра на затылке.

– Дыши, – щедро разрешаю я, хотя сама понимаю: глупость.

Он и так дышал носом, точнее, остатками носа, больше похожими на провал в черепе. На череп похожа и сама голова – бугристая, полулысая, ну разве что на ней многовато кожи и из затылка тянутся по спине несколько жидких длинных прядей волос неопределенного оттенка. В этих волосах ползают красноватые черви. Боги… надеюсь, вылезают они не из ушей или мозгов.

Стаскивая повязку, я ждала рыка, к которому уже почти привыкла, но рыка не было. И нет. Монстр действительно вдыхает, сипло, жадно, булькающе. Дергает подбородком, пытаясь вытереть идущую изо рта кровь о веревки, а когда не получается, просто свешивает голову влево-вниз. Он глядит все так же злобно, угрюмо, исподлобья, будто молча спрашивая: «Ну что, довольна?». Я облизываю губы, он делает то же – язык черный, раздвоенный. Я поднимаю брови. Поднимает брови… или надбровные дуги… и он. Дразнит меня. О боги. Да, это определенно они. Подвижки.

– Перестань, – тихо, тише, чем хотела, требую я, и он хмыкает, выдохнув облачко пара. – Хочешь поговорить?

Молчание, упрямое молчание, а потом веки медленно смыкаются. Не хочет. Не хочет, несмотря на развязанный рот. Могу понять, я бы тоже не стала, да и, если честно, рот вообще не имеет тут значения. Ведь пока мы дрались, Монстр говорил со мной через мой же рассудок.

Попалась. Слабая. Ты пропала.

Я слышала его смутно, наверное, вполовину не так хорошо, как несчастные жертвы, которых он заманивал в темные катакомбы. Волшебство дает мне защиту от таких вещей, да к тому же я не из Подземья, и, возможно, ему чуть сложнее найти бреши в людских умах. Хотя дрогфу говорили мне, что находили у подземных озер и человечьи трупы. Чудовищно изуродованные. С сожранными внутренностями и лицами. Значит, как-то люди сюда проваливались, не знаю, правда,