Джефф, смеясь, покачал головой.

– Она права, Чак. Или красота, или практичность.

Потом посерьезнел и спустил младшего с колен.

– Ну-ка иди сюда. Мы с тобой работали над этим приемом. Что, память за неделю отшибло? С какого перепугу ты пытался достать ее левой рукой?!

Чак встал в стойку напротив отца. На третий раз у него получилось, Джефф поднялся с земли, вытряхивая из волос травинки.

– Другое дело. На тебя одного Таня да еще я. Совесть имей, не позорься.

Таня сверкнула улыбкой:

– Не робей. Талант есть, у меня глаз наметан. Только спеси бы поменьше, глядишь, и перестанешь так попадаться. И дружка уму-разуму научишь, – подмигнула она.

Джефф вопросительно поднял бровь. Чак махнул рукой.

– Да это она про того придурка, Сайхема.

– Джереми? Он что, тебя задирает?

Чак сплюнул прилипшую травинку.

– Да нет. Просто за ним все ходят, в рот ему смотрят…

– А тебя бесит, что не за тобой ходят? – поинтересовался Джефф.

– Девчонки в классе говорят, он похож на эльфийского принца, – вклинился Эрроу.

Чак метнул в него яростный взгляд.

– Сайхем заставляет их делать всякие глупости. Вчера рюкзак одному семикласснику закинул на дуб возле школы. Вроде, проверка на храбрость. Ну тот и полез. Добрался до середины, висит, руки дрожат, эти идиоты внизу ржут.

– А ты что?

– Что я? Ну снял его, и сумку палкой сбил. Но я же не могу поспеть всюду.

– И не должен. Мы не можем быть в ответе за все на свете. Что касается Джереми… дурь в голове обычно проходит годам к двадцати. Ну а если нет, то жизнь ему потом сама вправит мозги. Тебе не обязательно этим заниматься.

На небо высыпали первые звезды. Крыши построек медленно остывали, с гор наползал вечерний туман. Окна дома зажглись, раздался голос Элис.

– Ужинать! – хлопнул в ладоши Джефф, – а ну, кто быстрей до крыльца?

Чак подхватил Дэвида на спину, и они с Эрроу помчались наперегонки к светящемуся проему входной двери.

***

Свет падал призрачной колонной через круглое окно церковной башни. В неподвижном воздухе медленно оседали светлые волокна дыма. Потушенные свечи роняли блеклые капли.

– В чем ты согрешила, дитя мое?

Голос священника был так же тускл и невыразителен, как потертая серая стена исповедальни. На лицо Маргариты падала клетчатая тень ширмы.

– В делах и в мыслях, отец Пирс.

Старый священник вздохнул и поправил очки.

– О чем ты хочешь рассказать Господу?

– В прачечной я случайно дала миссис Гольд шесть долларов сдачи вместо восьми, а потом поленилась бежать за ней в такую непогоду. Правда, она и не заметила.

– Это все? – отец Пирс потер лоб.

Кружевная тень на бледной щеке шевельнулась.

– Мой сын Джереми… меня беспокоит, что он становится таким… взрослым.

– Разве это грех? Дети растут на радость родителям.

Женщина смущенно кашлянула.

– Молитесь, чтоб Господь дал вам мудрость, – продолжал священник, – взросление это сложный период.

Он сотворил крестное знамение над склоненной головой, и откинул тяжелую занавеску.

– Всего доброго, мисс Сайхем.

Тяжелая дверь глухо бухнула, и в церкви наконец настала благословенная тишина.

***

Маргарита достала из сумки связку ключей и открыла дверь. Солнце заливало пестро обставленную комнату. Черный питбультерьер, лежащий на ковре, поднял угловатую голову и глухо зарычал. В окно кухни влетел мотылек и запутался в желтоватом тюле.

– Лежи, Даггер, это всего лишь я.

Женщина подошла к зеркалу и придирчиво оглядела себя, со вздохом достала помаду и накрасила губы. Розовый ядовитым пятном осветил увядающее лицо. Меж темных прядей сверкнула позолота длинной сережки. Марго расстегнула верхнюю пуговицу блузки, еще раз бросила взгляд в зеркало и спустилась в прачечную. Пора было приниматься за работу.