– О черт, вот это и случилось, – промолвил он, входя в мою комнату.

Было приятно, что Энди здесь. Было приятно думать, что в момент смерти он будет со мной. Энди, впрочем, думал совсем иначе: он натянул на меня штаны и попытался сдвинуть с места. Вероятно, сыграл свою роль адреналиновый шок, иначе он ни за что не смог бы поднять девяносто кило моего располневшего тела. Он тащил меня вниз по лестнице к машине, а жгучая, колющая боль пошла вниз от кишок к бедрам и опоясала низ спины. Я молил о смерти.

Врач, лечивший меня с самого детства, жил всего в двух кварталах, так что Энди отвез меня к нему. И хотя с доктором Брэдом Томасом нас связывали длительные отношения, я избегал встречаться с ним с тех пор, как окончательно превратился в алкоголика. Энди и доктор Томас дотащили меня до кабинета на первом этаже. Я слышал, как они обсуждают, что со мной делать, потом почувствовал укол в задницу. Демерол. Никакого эффекта. Еще один укол демерола – и снова никакого облегчения. И еще один укол – и опять ничего. Боль продолжала расползаться по телу, и я впал в панику и застонал пуще прежнего, потому что в голове у меня был сплошной туман.

Было решено, что меня надо срочно доставить в отделение неотложной помощи Северо-западной больницы. Доктор Томас велел Энди отвезти меня, потому что это быстрее, чем ждать скорую. Он сказал, что встретит нас в больнице. Энди гнал, но старался избегать резких движений, потому что я орал и рыдал от малейшей тряски.

Когда в больнице мне в левую руку поставили капельницу с морфином, тамошние врачи начали задавать вопросы, на которые я даже не мог ответить:

– Имя? Адрес?

Немой от боли, я только и мог стонать в ответ. Морфин действовал не так, как я предполагал. Да, к тому моменту я кое-что знал об опиатах – знал, какую теплую волну они приносят с собой, но не ощущал ее. Они вкатили меня в комнату, где на каталке лежал другой парень, и я скорчился в агонии, пережидая приступ.

– Чувак, я сломал спину, – сказал этот парень, – но сейчас зверски рад, что я не на твоем месте.

Доктор Томас и оператор УЗИ начали водить сканером по моему телу, и я увидел, как побелели их лица. Поджелудочная железа, которая из-за выпивки раздулась до размеров футбольного мяча, лопнула, и это повлекло за собой ожоги третьей степени на всех внутренних органах, ведь из поджелудочной вытекли разные кислотно-щелочные ферменты. Вообще, они очень полезны в смысле пищеварения, но явно не должны вытекать в брюшную полость и попадать на внешнюю оболочку внутренних органов. Итог – химический ожог тканей.

Хирург в очках с толстыми стеклами объяснил, что нужна срочная операция. Надо удалить верхнюю часть поджелудочной железы, отрезать насовсем. А потом зашить меня, и всю оставшуюся жизнь мне придется провести на искусственной почке.

Внезапно я понял, о чем молили несчастные во все века – из тех, кто еще жил после того, как его пронзили ржавым мечом или облили горячим маслом. Теперь и я попал в их число.

Я собрал все силы, чтобы прошептать врачу скорой помощи: «Убейте меня». И умолял, не затыкаясь:

– Пожалуйста, убейте меня. Просто убейте меня. Убейте меня, пожалуйста…

Ты стареешь по мгновениям – вот как это происходит в реальной жизни. И лишь только число морщин на лице рассказывает о том, что ты действительно прожил годы. Я не чувствую никакой разницы между собой-молодым и собой-сегодняшним – в моей голове все еще крутятся дерзкие подростковые мысли, и я все еще шучу старые глупые шутки. Я смотрю на покрытую кедром крышу своего дома в Сиэтле, которая теперь выглядит несколько потрепанной, и задумываюсь: стоп, разве я не переделывал ее только недавно?