Когда отдыхающие возвращались в корпус, Наташа вполголоса произнесла:

– К вечеру, ты скажи своим друзьям… В общем, я хочу ещё одну вещь, в кино видела. Может, вас шокирует, а я думаю – очень понравится.

– В каком кино?

– Ну, специфическое кино, ты понимаешь. Я как увидела, обалдела, хочу попробовать. Эксперимент. Хочется чего-то такого, понимаешь? Нового. Для меня нового, для вас тоже,  наверное.

– Экс-кре-мент?

Наташа захихикала:

– А вот почти угадал, только как раз наоборот. Именно экскремент нам не нужен.

– В смысле?

– Ладно, потом. Пусть просто заранее помоют жопки, как следует.

– Я и так мою.

– Я знаю. Только на этот раз тщательнее. Изнутри, понимаешь, чуть в глубину.

– Хм, ладно, скажу. Уж не хочешь ли вставить туда что-то?

– Нет, конечно. Просто массаж.

– Кажется, я догадываюсь.

– Вот и чудно. До вечера, мой котёночек.

В номере Егор поделился новостями.

– Что, правда, с тремя согласилась? – удивлялся Серый. – Во потаскуха!

– Не сказал бы. Она вполне интеллигентная. Просто, как я понял, её всё достало, вот и решила оторваться. А ты что, не одобряешь?

– Я-то? Оченно даже одобряю, как из ружья! Хотя стрёмно.

– Серый, я тебя не узнаю. Сколько знакомы, ты вроде был такой, как… как Чапаев. В смысле, как Павка Корчагин.

– Чего?!

– Решительный, без заморочек.

– А, ну да, точно. Да нет, я ничего, я всеми руками и ногами за.

– Ну так всё ништяк. А ты, Профессор, как настроен?

– Да как сказать… Вообще-то она не совсем в моём вкусе. Да и плоская вроде. Я бы лучше с её соседкой факнулся.

– С Лизкой-то? Да брось, она квёлая, и целка наверняка.

– Ну, не знаю. Я длинноволосых люблю. Когда женщина пострижена, у меня ощущение, что она инвалид.

– Ха-ха, ну ты большой оригинал! – засмеялся Егор.

– Да нет, я с вашей Натахой не отказываюсь. За неимением гербовой, как говорится…

– Хотя всё же странно это, – задумчиво произнёс Серый.

– Что именно?

– Она, твоя-то, вполне клёвая чувиха на рожу. Такие из себя корчат и не слишком стараются, пассивные то есть, скучные. А по моему опыту, самые кто умеет в секасе расслабляться, это некрасивые. Компенсируют, понимаешь, свои недостатки смелостью в различных таких штучках.

– Не скажи. Самые страшные вообще этим делом не занимаются. Ещё и делают вид, что им неинтересно, что у них духовность.

– Это да. Но я не про крайности, а в целом.

Постучали в дверь.

– Идёт! – Егор ринулся открывать.

Серый поднялся со стула и стал столбом.

Вошла Наташа, на лице ни тени смущения, чего нельзя было сказать про Серого. Профессор же вовсе не проявлял эмоций, так и остался сидеть в кресле без движения.

– Здравствуйте, мальчики!

– Привет! Проходи. Чувствуй себя как дома, – вразнобой заголосили Егор и Серый.

Вчетвером за столиком было тесновато, но в конце концов все разместились.

– А Лизавета не захотела прийти? – спросил Профессор.

– Ломака она… А что, понравилась? – лукаво отреагировала Наташа.

– Понравилась. А что? С удовольствием бы поработал, так сказать. Трахнул бы, в смысле.

– Я поняла. Ещё раз поговорю, может и выгорит.

– Гут.

– Ну, за свободный секас! – поднял свой стакан Егор.

– Правильно, братан, одобряю, – подхватил Серый.

– За вас, мальчики!

– За дам! И за дам, но не вам! – сострил Профессор

Они выпили ещё, и ещё по одной. Наташа вздохнула, поднялась и без всяких церемоний начала раздеваться:

– Извините, мальчики, но чего тянуть, правда? Мы же для этого собрались. Не могу больше терпеть. Я вас не шокирую?

– Оченно даже нет, – уверил её Серый.

– Ага, – поддержал Егор. – Чего там китайские церемонии разводить. Как там в песне поётся – любите, пока любится…

На правах главного Егор первый начал её целовать. В мягкие губы, в маленькие грудки, в пупок. Серый через минуту уже гладил её большие упругие ягодицы, спину, целовал в плечи, потом пошевелил языком у неё в ушах. Профессор поначалу просто смотрел, но вскоре, потеряв всякий стыд, начал гладить себя между ног.