Все могло быть еще хуже.

За несколько месяцев я вошла в устойчивый рабочий ритм. Вместе с Мэрион я работала на Boston Globe и Houston Chronicle, сняла интересный сюжет для Christian Science Monitor и постоянно отправляла материалы в АР. Я несколько раз писала в отдел фотографий New York Times, предлагая свои услуги в качестве стрингера, но все мои электронные письма оставались без ответа. Я также написала корреспондентам этой газеты в Индии, спрашивая, не могу ли что-нибудь снять для них. Они ответили, что сами делают снимки на заданиях. И все же я не оставляла своих попыток. Я чувствовала, что если мне удастся снять что-то для New York Times – самой влиятельной в сфере международной политики газеты, где работали лучшие журналисты мира, – это станет пиком моей карьеры.

Примерно в середине апреля 2000 года Эд вернулся из командировки в Афганистан. С собой он привез пятнадцать афганских ковров и полезный совет:

– Тебе нужно поехать в Афганистан и снять женщин, живущих при «Талибане».

– Что ты хочешь сказать?

Я вообще ничего не знала об Афганистане – лишь несколько статей из Times, которые прочла еще в Нью-Йорке, занимаясь в фитнес-клубе.

– Ты женщина, тебе интересны женские проблемы, – пояснил Эд. – Несколько журналисток уже делают там свои сюжеты. Тебе нужно поехать.

Я никогда не была во вражеской стране. Афганистан был буквально разрушен войной – в 80-е страну оккупировал Советский Союз, а потом началась гражданская война, когда разные группировки боролись за власть. К 2000 году 90 % территории страны контролировала одна из таких группировок – «Талибан». Талибы обещали положить конец насилию и грабежам. В стране воцарились законы шариата – строгое подчинение Корану. Всем женщинам пришлось носить паранджу; телевидение, музыка, другие развлечения оказались под строгим запретом. За воровство мужчинам отрубали руки, женщин за измену мужу забивали камнями. Но все, что я читала, писали чужаки – западные журналисты и немусульмане. Не навязываем ли мы, представители западной цивилизации, свои собственные ценности мусульманской стране? Действительно ли афганские женщины несчастны под паранджой и властью «Талибана»? Или же мы считаем их несчастными, потому что их жизнь совершенно не похожа на нашу?

Ответа на эти вопросы я не знала. Не знала я и того, как организовать подобную поездку. Единственной властью в стране был «Талибан», почти все иностранные посольства и дипломаты страну покинули. Я была американкой, у меня не было мужа, и я хотела поехать в Афганистан, чтобы фотографировать людей. В этой стране женщинам запрещено выходить из дому без мужчины-спутника. Фотографировать живых существ не разрешалось. Пророк Мухаммед сказал: «Каждый создающий изображения будет в Огне, и каждому созданному им изображению будет дана душа, которая станет мучить его в Аду».

Но я не боялась. Единственное, что меня беспокоило, – это мысли о том, смогу ли я заниматься своей работой в Афганистане. Я верила, что если намерения мои будут чисты, то со мной ничего плохого не случится. И Эд не был безумным смельчаком. Вряд ли он посоветовал бы мне поехать туда, где я могу погибнуть.

По совету Эда я сразу же разослала множество электронных писем – в офис верховного комиссара ООН по делам беженцев и в несколько местных неправительственных организаций. Я писала, что хочу сделать снимки для сюжета о жизни женщин при «Талибане». И почти сразу же пришли ответы. Я была потрясена: у меня не было поддержки крупного издания (для них я была пустым местом), но люди все же нашли время, чтобы ответить на мои письма и предложить логистическую поддержку. Немногие журналисты писали об Афганистане под властью талибов, и они были благодарны мне за мой интерес. Я договорилась о том, что приеду через две недели.