Она ненадолго умолкла. Ветер трепал ее волосы.

– Я не так долго была знакома с Эйми, но мы понимали друг друга, – продолжила она. – У меня самой – дочь, которой четыре года, и она никогда не вырастет. Камю когда-то писал, что человек способен привыкнуть к чему угодно. Я же считаю, что нам всем невыносима мысль, что ничего никогда не изменится. Что мы будем так жить всегда. Поэтому я прошу вас это понять и подумать, чем вы можете помочь нам, таким родителям, как Эйми.

Она замолчала. На экране, как и в былые времена, появился титр с ее именем: «Кейт Маккенна. Журналист и мать». Словно ее прежняя личность каким-то образом вернулась в теле другого человека.

– Все в порядке? – усталый и всклокоченный Эндрю тоже собрался лечь спать.

Кейт поставила запись на паузу.

– Со мной все в порядке. Это ведь не я умерла.

– Просто… даже до всего этого ты казалась расстроенной.

Он старался. Она понимала, чего стоило завести подобный разговор человеку, который боялся конфликтов больше всего на свете. Он давал ей шанс признаться в романе. Может быть, ужасная гибель Эйми и Дилана поможет ей получить поблажку, амнистию.

– Я боюсь, что ты тоже не справляешься. Хочу помочь, если это в моих силах. Понимаю, как трудно быть с ней целыми днями. Но мы же – муж и жена, Кейт. Мы должны преодолевать все это вместе. Иногда мне кажется, что ты не понимаешь, что значит быть замужем.

Кейт отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. Она оплакивала Эйми, конечно, но вместе с ней – и Дэвида, и упущенную возможность. Какой же эгоисткой она была! Подруга попросила о помощи, а Кейт ее подвела, не смогла понять, что ей нужно. Если бы она только могла вернуться в прошлое на несколько часов, сказать что-то другое. Пойти домой вместе с Эйми и убедиться, что с ней все в порядке. Дать ей хоть какую-то надежду. Еще секунда, и она поняла, что Эндрю вот-вот обнимет ее. Это была возможность начать все заново. Но она не могла на это пойти. Поэтому она просто огрызнулась.

– Лучше бы мусор вынес, как я просила.

И боль только усилилась при виде того, как он, медленно моргнув, отстранился. Но у нее не было выбора. Она совершила много дурных поступков, ужасных поступков, которые будут преследовать ее долгие годы, но она не собиралась плакать по любовнику в объятиях мужа. Ей вовсе не хотелось быть женщиной, которая способна на такое.

Шли дни, и она то появлялась на радио и телевидении, то писала статьи для «Гардиан». Но при этом она всегда напоминала себе об одном, находя утешение в этой крайности. Она еще жива. А если пути назад нет – иди вперед, как было написано на той дурацкой подушке.

Эндрю со временем пришел к выводу, что лучшее и одновременно худшее свойство человека – способность привыкать ко всему. Взять его годы в лондонской юридической фирме с ежедневными поездками на работу: он приучил себя просыпаться в шесть, выходить из дома на холод, забиваться в поезд, где ему обычно не хватало сидячего места, и целый час стоять, пытаясь читать литературное приложение к «Таймс». Потом десять часов торчать в офисе, глядя в экран запылившегося компьютера, перекусывая сэндвичами, пропитанными обезжиренным майонезом, и время от времени выглядывая в окно, чтобы убедиться, что остальной мир никуда не делся. Потом – домой, к кипящей от ярости Кейт, вони подгузников и реву детей. Попытки цепляться за крупицы комфорта в собственной жизни, вроде тайком перехваченного кекса по пути домой, возможности урывками послушать музыку в наушниках по пути до станции, почитать книгу, стоя в поезде, и помечтать однажды увидеть на обложке собственное имя.