На калорифере лежит и сушится несколько ёлок конопли.

Заходит какой-то молодой препод. Увидел ёлки. Искренне удивлённо:

– А это что?

Кто-то утренним злобно-грустным голосом.

– Ну что – гЭрбарий.

Препод не менее удивлённо – м-да? – и уходит.

А надо сказать, что калориферная была единственным местом, где мы могли по очереди уединяться с местными пейзанками, искренне желавшими задружиться со столичными студентами. Ну и пейзанки иногда там что-то забывали.

И вот очередное утро. Те же лица. Препод с удивлением видит на калорифере женские колготки. Офигело:

– Это чьё?

Кто-то.

– А, это Нужника.

Препод удивлённо хмыкнул. К Нужнику отношения он вроде не поменял…

Так вот – Нужник. Вообще-то фамилия у него была Нужный, но прозвали его почему-то Нужником (на украинском нужник – уличный сортир).

Своеобразный был парень!

В то время как мы все на первых курсах старались одеться помоднее – джинсы, кроссовки, курточки там всякие… – Нужник ходил в костюмчике с галстучком, зимой в магазинном драповом пальто, с папочкой подмышкой и чуть ли не в шапке-пирожке, а ля члены политбюро.

Как-то однажды едем мы на троллейбусе из корпуса в корпус. Ясен пень, зайцами. Такой себе коллективный зайчатник.

На одной остановке в троллейбус входят контролёры, двери закрываются, и они начинают свою нелёгкую работу. Причём троллейбус стоит.

Сразу к Нужному.

– Билет есть?

Нужный с солидной невозмутимостью.

– Может, и есть, но не покажу из принципа.

Контролёры аж зависли от такой наглости! К таким ответам их не готовили! Тем более – хлопец на вид же солидный!..

Мы какими-то усилиями открыли двери и начали выламываться, помогая друг другу. Последним пёрся Нужный. И ему зажало дверями задницу.

Контролёр осерчал – добыча уходит! И даёт Нужному смачного пинка.

Тот вылетает, падает на четыре кости, встаёт, отряхивается и выдаёт назидательно.

– Между прочим, принято считать, что лучший контролёр – это собственная совесть!

И гордо уходит.

А через полгода, когда мы уже заматерели, кто-то познал дзен жизни в чисто мужской общаге (первый этаж для семейных не в счёт) с префом и пивом, Куц собрал ещё одно общекурсовое собрание. И было оно посвящено тем самым правонарушениям, которых в четыре раза больше, чем.

Много чего интересного он нам о нас рассказал, но больше всего мне запомнился вот такой эпизод.

Уже под конец милой беседы Куц выдал примерно следующее.

– А недавно – это что?! Это как?! Обходим мы с комсомольским патрулём общежитие после отбоя – а сзади него кто-то на простынях вверх затаскивает девушку! Я ей кричу – гражданка, слезайте! Это опасно и нарушение! А она меня сверху нецензурщиной покрывает!

Комсомольский патруль в президиуме важно хмурится. Мы сидим, хмыкаем – дело-то житейское… А Куц продолжает удивляться.

– Забегаем мы в общежитие, кинулись в комнату, куда её затащили – нету! В соседних тоже нету! И наутро дежурная не видела, чтоб нарушительница выходила! Это как?! Вы куда её дели?!

Из наших рядов – размеренный, как бы сытый и уверенный в своей абсолютной правоте голос.

– Ну как всегда – трахнули и съели…

Дальше собрание проводить было бессмысленно – все ржали как подорванные. Включая комсомольский патруль. Все, кроме Куца…

Или вот снова Нужный. Были мы в колхозе на втором курсе. И пошли под вечер в соседнее село к энергетикам из нашего института – у них почти весь фак почему-то состоял из барышень. Естественно, взяли с собой недорогого, но сладкого алкоголя. И Нужного.

Приходим, встречает нас компаха (многим охота была на легендарный горный фак посмотреть), пьём, общаемся.

Какая-то девица взяла гитару и начала играть-петь что-то очень нудное. Все внешним видом и взглядами выражали своё недовольство её исполнением. Некоторые – и жестами. И только Нужный проникновенно выдал.