Вам может казаться, что я немного преувеличиваю. Да что уж там – вы можете даже подумать, что сейчас я вам откровенно вру (вот ведь занимательный оксюморон!) Но можете не сомневаться: если бы я тогда мог выбирать – поехать в Клермонт, или попытаться аргументированно убедить всех обрезанных жителей Уильямсбурга отведать лестерширского свиного пирога на пасху, то маца там давно уже продавалась бы только в аптеках по пол унции на руки и только с письменного разрешения ребе Мойше Шлиссельбаума!

В которой я теряю аппетит

Не прошло и сорока минут, как я и моя сотрудница Кэти, симпатичная долговязая девица, подъехали на ее стареньком открытом зеленом «Мустанге» к одному зданию на Тридцать седьмой Западной в Нью-Йорке – ну, вы его знаете, там еще над входом висит такой здоровенный бургер с отгрызенным боком.

Предположу, что насчет Кэти у вас, максималистов, сразу же возникли тысячи разнообразнейших вопросов вроде: «А большие ли у нее (…), Джо?» Ну так вот вам мой ответ: если бы ее (…) вдруг стали больше, вы бы, наверное, захотели вернуть все обратно; но будь они хоть чуточку меньше, то она не получила бы от меня эту работу, компренде?

Отмечу, что стыдливые троеточия, да к тому же еще и забранные ханжескими скобками, появились здесь по настоянию моего издателя Рональда вместо слова, пользующегося столь заслуженной популярностью среди самых моих маленьких читателей – и только потому, что он надеялся избежать присвоения этой книге возрастных ограничений в некоторых юго-восточных штатах. А то, что мой придирчивый цензор оставил без внимания употребление этого же слова во всех без исключения остальных пятидесяти четырех главах данного манускрипта, объясняется весьма просто – этот зануда почему-то уверен, что ни один ребенок не осилит и дюжины его страниц!

Но давайте снова вернемся к моей помощнице. Она, как я уже сказал, симпатичная и долговязая. Я вовсе не утверждаю, что росту в ней восемь футов – долговязая она по сравнению со мн… Ах ты ж… Да, здесь вы меня поймали! Ну то есть вот так запросто, с помощью всяких штучек вам удалось вырвать у меня одно нелегкое признание: кое-кого никогда бы не взяли играть за «Никс», и то, что этот кое-кто еще ни разу в жизни не играл в баскетбол тут вовсе не главная проблема. Что, довольны? Могу я уже наконец продолжать?!

Когда мы припарковались у входа, дверь машины для Кэти открыл парень, одетый в поролоновый костюм чизбургера. Веганшу Кэти слегка передернуло.

– Спасибо, друг! – сказал я, и засунул пятерку между слоями сыра и латука.

– Знаешь, а я ведь заметила, что ты дал ему больше, чем я получила от тебя за последние три месяца, – проворчала Кэти, когда мы шли ко входу.

– Так тебе нужны были только мои денежки? А я-то был уверен, что ты просто сгораешь от порочной страсти к своему юному и прекрасному боссу!

– Скорее к трехфунтовой банке со свежим дерьмом я сгораю от страсти, чем…

И все в таком духе. Не знаю, обратили ли вы внимание на то, что Кэти обращалась ко мне немного не так, как предписывает корпоративный кодекс хороших манер? И у вас наверняка вертятся всякие грязные мыслишки по этому поводу? Ну признайтесь – вы уже предвкушаете иск на двести миллионов, поданный против Джозефа Стоуна, воротилы нью-йоркского рекламного бизнеса, за сексуальный буллинг?

Черта с два вы угадали! У нас с Кэти чисто деловые отношения – особенно в последнее время. Просто все те три года, в течение которых мое рекламное агентство «Стоун&Стоун Инкорпорейтед» влачило свое жалкое существование, мы, в основном, занимались рекламой собачьих ошейников против блох, мазей от вшей, ну и всякого такого. А это не могло не отразиться на уровне доходов младшего персонала компании. «На-ка, выкуси!»© Большая, к слову, творческая удача.