– Значение в последствиях. Если бизнес-конкурент, может быть продолжение.

– Нет, продолжения не будет.

– Хорошо. Завтра, на том-же углу, если нас там никого не будет, сделка не состоялась.

Вечером, ютясь на своём матрасике, но в тепле и с желудком, не просящим ничего, Роб спросил:

– Ген, ты собираешься завтра на угол Перекопской?

– А ты?

– Погода хреновая.

– Либертино, жизнь человеческая придумана не на развлечение нам, человекам. Думаешь, я посягаю на роль Бога?

– Гена, его убьют.

– Предполагаемого мужа? Действительно, я об этом не подумал. Дамочка не из тех, кто останавливается на пол-пути и отказывается от намерений. Но что мы можем сделать? А главное, должны-ли мы что-то делать?

– Нет, я говорю о другом. Убьют человека, нанятого вместо нас.

– С чего ты это взял? Хотя… Это логично, убрать звено, связывающее с заказчиком, история Харви Освальда тому пример. Но ведь это предположение с потолка. Как все теории чёрных дыр.

– Нет, я уверен в этом… Я видел это.

– Во сне? Сны, самый не подтверждаемый источник информации.

– Но бывает, что они подтверждаются последствиями.

– Роб, дамочка сегодня будет на углу Перекопской в надежде увидеть нас.

– И, не увидев, она найдёт другого палача, который согласится.

– Может быть, ты видел того, кто убьёт убийцу?

– Нет. Но я знаю, что убийца не дойдёт до убийства. Это не говорит о том, что он не виновен вообще, не в данном случае.

Роберт замолчал, встал с матраса, прошёлся по комнате:

– Видишь!?

– М-м-м… Я вижу что-то вроде зверя в клетке. Или я должен увидеть что-то другое?

– Гена, мы вляпались в дело, обязывающее нас к каким-то действиям! Мне никогда не нравилось принуждение, я всегда распоряжался собой сам и только сам.

– Не вижу принуждения, – сухо ответствовал напарник. – Что принуждает тебя? И какого рода действия выставлены на распродажу?

– Человек умрёт! Из-за нашей отстранённости. Тебя это не угнетает?

– Вон оно как! Интересно получается. Ты возомнил себя Богом? Не слишком эгоцентрично?

– Ты о чём?

– Я не вижу за тобой эшелона с гуманитарной помощью. Или отряда «голубых касок».

– Говори яснее, недоговоренность раздражает.

– Но ведь мы знаем, что тысячи африканских детей умирают без еды и медицинских препаратов. И сотни погибают в той непонятной заварушке в Донецке. Ты не хочешь им помочь? Это тебя не угнетает?

– Но ведь ты говоришь о лимите возможностей! Я, конечно, не Он. У меня нет его ресурсов. Но помочь рядом живущему, это ведь в наших силах? А мы будем делать вид, что всё в порядке?

Гена задумался.

– Вон оно как… Ты мать Тереза. И, как добрый самаритянин, ты поспешил поделиться ответственностью с ближним. Похвально. Но я другой.

– Завтрак, обед и ужин ешь сам? Все мы другие, Михалыч. Что мы о себе воображаем, и то, что есть на самом деле, совсем разные вещи.

– Конечно, я думаю, что я принц крови, а в реале я король помоек. Вот и будем думать с такой позиции. Что реально мы можем сделать? Появиться на углу Перекопской и вызвать огонь на себя? Познакомиться с заказом и предупредить? Но кто убирает исполнителей? Этого мы не знаем, и гнев его не обратится-ли на нас? А мы не знаем, и КАК это делается. Как-то совсем не охота посещать морг в качестве не жданной говядины… Чего приуныл? Не ломай голову, и решение придёт само собой. Пойдём на заработки, а в указанное время я буду на назначенном месте. Потом уже будем решать.

– А почему ты?

– Потому что я поставлю мадам условие, что работаю один, а ты совсем не при делах. Это даст нам какую-то свободу манёвра.

– Но почему ты?

– Хорошо. Во-первых у тебя какие-то видения, и это нам пригодится, а если ты будешь под угрозой, кто знает, каких чебурашек ты увидишь в следующем пророческом видении?