– Ты слышал, как она со мной сегодня разговаривала?! – кричала Лара, – Слышал бы ее наш папа!

– Знаешь, я бы тебя никогда не поддержал в осуждении старших, но сегодня даже мое терпение вышло. Уйти бы от неё подальше, – вздохнул Роджер.

– Ро! Ты гений! Всегда это знала! – Лара вскочила с табуретки, – Давай сбежим!

– Это еще что за бред! А как же папа?

– Папа поймет, что мы ушли ненадолго – оставим ему записку с нашими координатами.

– Еще скажи, что жить будем здесь, – прошептал Роджер. Лара оперлась руками на пыльный стол:

– А что? Неплохо! Тут миленько! Притащим пару подушек и хватит. Одежда нам не нужна, а еду будем из дома по утрам воровать!

– Скажи, что ты сейчас пошутила.

Лариса молча села на табуретку и провела пальцем по столу:

– Некоторые и не в такой грязищи живут.

– Я отказываюсь от твоих афер.

– Нет. Ты остаешься здесь. А я сейчас приду, – она выскользнула за дверь.

– И куда ты собралась? – спросил Роджер, когда комната уже была пуста.

– Скоро верну-у-усь! – послышалось за дверью.

Когда Лара вернулась с подушками и едой, она легла спать. Роджер протер пыль, собрал с пола осколки стакана, положил их на полку в тумбочке и, вымыв полы и тарелки, лег рядом с сестрой:

– А всё-таки, тут не так уж и плохо…

– Точно-точно, – сонно прошептала Лариса.

Полторы недели пролетели быстро, не смотря на то, что дни были похожи друг на друга, как клонированные. Утром Лариса воровала еду и приносила несколько раз книги для брата. В обед они гуляли, или Роджер читал Ларе книжку. А вечером они доедали почти всю еду, которую удалось получить, оставляя немного:

– На всякий случай, – говорила Лариса, – вдруг завтра не получится своровать.

Но каждый день у неё получалось, и дети жили беззаботно.

Последние дни недели выдались жаркими.

– Не хочешь пару ночей провести у реки? – спросила как-то Лариса.

– Неплохо, – ответил брат, – ты помнишь дорогу?

– Тут недалеко! – обрадовалась Лариса, – Тогда завтра я принесу еду, и сразу пойдем.

Роджер улыбнулся и продолжил читать книжку.

На следующее утро всё пошло по задуманному плану, и вскоре ребята были уже у реки.

– Красиво, – прошептал Роджер. Река была узкая – переплыть ее не составляло больших усилий. Рыбы в ней не было, но вся она серебрилась волшебными нитями, отблесками солнечных лучей, а на другом берегу сидела белка прямо у воды, и отражение её хвоста красиво расплывалось на водной глади.

– Сейчас же купаться! – и с разбегу Лариса нырнула под воду. От разошедшихся повсюду брызг хвост белки покрылся крупной рябью, а потом и вовсе исчез. Роджер тоже нырнул в воду. Ребята провели так половину дня. А вечером расстелили какое-то рваное покрывало на берегу, съели какие-то остатки хлеба и колбасы и легли спать.

– Сегодня как-то скудно на ужин, – сказал мальчик.

– Всё, что смогла. Попробуй сам украсть продукты! Там вечно эти горничные на кухне болтают!

– Ладно тебе, не злись. Доброй ночи.

И оба уснули.

На следующее утро нужно было вернуться в домик и украсть еще еды, потому что с собой больше ничего съестного не было.

– Вернёмся сюда еще разок. Прежде чем сдаться нашей мерзкой мачехе, я еще раз искупаюсь, – сказала Лариса брату по пути в домик.

– Точно.

Остальную дорогу они шли молча.

И так, мы приближаемся к месту встречи, к противостоянию, к будущему нашей истории.

Эрик любил просыпаться рано. Каждое утро он с нетерпением подходил к окну и смотрел на небо. Если солнце поднималось из-за горизонта, оставляя за собой шлейф нежно-розовых полос, то настроение Эрика с той же секунда становилось хорошим; если облака скрывали восход звезды, Эрик ходил целый день задумчивый и угрюмый; если же с самого утра шел дождь, Эрик ходил понурый и тревожный. Но был еще один критерий к настроению Эрика – он всегда спал неподалёку (вернее, она) – настроение Элизабет. Если она, проснувшись и только-только оторвав голову от подушки, улыбалась, а, одеваясь, застенчиво пританцовывала под музыку в голове, то настроение Эрика становилось таким же праздничным. А если Элизабет, проснувшись, была тиха и задумчива, Эрик и в этом ей подражал. Но в отличие от душевного расположения Эрика, настроение Элизабет ни от чего не зависело: с каким проснулась – с таким целый день и проходила.