Возможно, поиски «долгой жизни», присущие религиям Дальнего и Ближнего Востока, объясняются теми взглядами, следы которых можно найти в наиболее древних текстах, и согласно каковым смерть нельзя отодвигать до бесконечности: рано или поздно она всё равно настигнет, и её воздействие будет радикальным. Идея бессмертия как преодоления смерти в культуре семитских народов, жителей Месопотамии, Индии и Китая является поздней, причём:

а) в библейский период формирования Израиля и его веры ни у кого не вызывал сомнения тот факт, что смерть есть окончательный итог, который оставляет человеку лишь возможность сохраниться в памяти;

б) в Новом Завете бессмертие представлено как прерогатива Бога (см. 1 Тим. 6:16), поскольку по причине греховности смерть естественным образом сопутствует человеку, его «телу и душе», за исключением случая, когда он обладает «верой в Иисуса Христа»;

в) в Месопотамии нельзя найти ни малейших следов верований, будто нечто может уцелеть после смерти (по этой же причине там не проводилось и бальзамирование);

г) в первых Ведах слово amєta не относилось к бессмертию, но означало отодвигание смерти, и обретение бессмертия (amєtat-va) признавалось возможным и способным оправдать надежды… лишь «в детях»! Только в Бхагавад-Гите и Упанишадах появляется идея посмертного воздаяния;

д) в добуддистском Китае люди молились о ниспослании долгой жизни (шу), и возможность бессмертия не была им известна как минимум до V–IV вв. до н. э.

Концепция бессмертия человеческого существа, ещё ранее, чем в древнегреческой мысли (см. Платон), присутствовала в культуре Египта; правда, изначально как привилегия фараонов (см. Тексты Пирамид V и VI династий – 2500 лет до н. э.), и лишь затем, среди эпигонов Великой Империи, pro omnibus.[14]

В египетском понимании, точно так же, как человек при рождении переходит границу иного мира, так и после смерти он становится «новорождённым», имея возможность за её порогом управлять своим становлением (ср. «температурный барьер», за которым не действует физика), каковое представляется как путь к состоянию, для коего «открыты все возможности» (ср. физический вакуум).

В русле этих рассуждений есть все основания считать Алхимию (как и Магию, впрочем) духовной наследницей Книги Мёртвых, текста, чьи наиболее древние фрагменты, относящиеся примерно к ХХ в. до н. э. (XI династия), никогда не были зафиксированы письменно, что имело место лишь в VII–VI вв. до н. э.

Алхимия и Магия суть две оперативные формы одного и того же Weltanschauung,[15] наличие согласия между которыми отмечал ещё алхимик Зосима в 300 г., поскольку обе предоставляют человеку возможность избежать фатума: одна (Магия) при помощи силы,[16] другая (Алхимия) – путём познания.

Наконец, возвращаясь к нашей книге, следует сказать, что она являет собой текст, имеющий шанс стать источником правдивой информации об алхимическом процессе, который не даст читателю заблудиться, поддавшись академическим спекуляциям о «единстве природы» последнего. Иначе говоря, человеческое существо представляет собой поле, где герметический Меркурий отражается, живёт, грезит и думает с целью познать себя… хватаясь за собственный хвост (вспомним Уробороса). Алхимия родилась и существует как инициатический Путь, чисто духовный (в современном смысле слова как антитезы современного же понимания материального) и чуждый любых химико-металлургических импликаций – кроме символических, – хотя и сохраняющий при этом определённую гибкость жестикуляции.[17]

Пытливый читатель, равно как и сторонник Алхимии, и, в значительной степени, тот, кто чувствует призвание к оперативной деятельности, чтобы избежать риска, следуя обманчивыми тропами, должен иметь в виду, что субстанции Делания, то есть лабораторные материалы и инструменты, совершенно точно соответствуют инструментарию и материалам ритуальной магии, каковые суть круг, жезл, кинжал, чаша, алтарь, храм и т. д. При этом, также как и в случае Магии, они не являются необходимыми и выполняют вспомогательную функцию.