У входа в подземелье стояли такие же атлеты внушительной внешности. Но конвоиры сами повели Фому по ступеням подземелья. И чем ниже спускалась вся эта троица, тем круче и круче были ступени. Их было так много, что Фома потерял всякий счёт времени. Очевидно, то подземелье, куда они шли, было слишком глубоко под почвой планеты. Но вот Фому удивляло только то, что там, где они шли, свет лился ниоткуда в виде зеленоватого свечения, а впереди и сзади вновь наступала абсолютная мгла.

Так они спускались всё ниже и ниже. Если бы отсюда ослабевший узник и решился выбраться наружу сам, то сил у него едва ли хватило бы и на половину пути, а встречавшиеся то и дело переходы в виде лабиринтов могли убить всякую надежду на спасение бегством.

Но вот, наконец, последний поворот лестницы налево и они на месте. Маленькая комнатушка словно только что высечена из подземных пород.

Но куда же, интересно, девались тогда те камни, которые были изъяты из этой маленькой пещерки? И кто эти самые невидимые камнетёсы? Ведь навстречу им не попалось ни души.

Вопросы ещё занимали разум Фомы, а палачи, со знанием дела, уже принялись за свою работу. Один из них крепко обхватил Фому обеими руками, чуть наклонив его так, что даже дышать стало тяжело. Второй цепкими пальцами ущипнул его в области спины, где-то под лопаткой, и внезапно что-то сильно обожгло его в этом месте. Боковым взглядом Фома успел заметить ещё один тонкий острый крюк, который следом вонзился под кожу на спине. Потом ещё, один за другим, три крюка. И к каждому зачем-то был привязан не то тросик, не то канат.

– Что вы собираетесь делать? Неужели всё это можно вытерпеть? Как больно!

Но поставленный им вопрос так и остался без ответа.

Наконец-то можно стать на пол, пошевелить затёкшими руками и вздохнуть полной грудью. Фома уже успел привыкнуть к боли в спине и даже почувствовал некоторое облегчение от того, что болезненная процедура, наконец-то, закончена.

Но оказалось, что настоящие пытки ещё только-только начинаются. Когда сопровождавшие его палачи внезапно исчезли во тьме, вокруг воцарилась такая же мгла, и тросики, как бы сами собой, начали сокращаться, крючьями, по очереди, оттягивая кожу от спины. Когда боль усиливалась, слабый импульс тока создавал эффект лёгкого пощипывания. Натяжение крючьев возрастало, и кожа стала отслаиваться и вытягиваться, словно сползая от самой поясницы и шеи. Абсолютный мрак окружал жертву пыток и это ещё более усиливало состояние ужаса и обречённости, того вида страха, которому, наверняка, подвергался каждый, кто испытывал на себе подобные развлечения Антилюба.

Крючья подтягивали тело вверх всё сильнее и сильнее, и казалось, что даже глаза готовы выскочить из своих орбит от беспощадной боли. Едва ли кто-либо из узников мог выдержать подобное состояние, не утратив даже малейшего присутствия воли. Но даже душераздирающие крики ужаса надёжно поглощали стены этого каменного мешка.

Фома ощутил всем своим телом, как кровь устремилась к месту боли. Может, это лопались кровеносные сосуды или, наоборот, закупоривались, пережатые крючьями вены? Понять было трудно. Да и какое дело до этого самой жертве? Сплошной кусок боли стонал и извивался, едва касаясь кончиками пальцев босых ног холодной каменной почвы под ногами. Хотелось кричать, умолять, просить о пощаде. Дрожь охватывала всё тело. Да ещё этот слабый ток, пробегавший через тросики и крючья в хаотичной последовательности. Любая жертва пыталась криком заглушить боль, умоляя невидимого зрителя о пощаде.

Кожа на спине вытягивалась всё сильнее. И вот уже крючья стали впиваться остриём в затылок, сдирая кожу с головы. В какой-то момент, после очередного натяжения тросиков, Фома не смог больше коснуться пола даже кончиками пальцев ног, и туловище повисло в воздухе, раскачиваясь взад и вперёд. Вытянутой грудной клетке не хватало уже сил вдохнуть воздух полной грудью. Мгновенья, минуты, часы, – всё обратилось в одну невидимую цепь бесконечности. И время остановилось, застыло во мраке подземелья.