С тех пор Хана училась жить, находя радости под землей, а по достижении подросткового возраста девочку изредка, раз в пару месяцев, отправляли по мелким поручениям наверх в случае крайней необходимости. Но из-за перерыва в несколько лет эти выходы приносили ей одни физические страдания.

Сразу после возвращения Хана заварила принесенные травы и поднесла дымящуюся кружку к губам матери, которая лежала с полуоткрытыми глазами и тяжело дышала. У нее даже не было сил поинтересоваться о столь долгом отсутствии девочки. Затем она насыпала себе овсянки и залила водой из специального котла-термоса. Ее рассеянные мысли и нервное пережевывание каши прервал взгляд на движение в стене, и из узкого земляного туннеля показался крохотный нос Лурка – полудомашнего крота. Хана подобрала его маленькое глиняное блюдце и плеснула в него кипятка, поставив на стол остывать, а во второе бросила горстку сушеных муравьев. Безглазая с виду мордочка шустро приблизилась к месту, на котором обычно стоят его блюдца и, когда девочка ставила перед ним лакомство, благодарно обхватил ее кисть когтистыми лапками.

Лурк заглядывал к Хане и Берге, как правило, по утрам, спал вблизи теплого котла четыре-пять часов, а после через один из многочисленных ходов отправлялся восвояси повторять цикл еды и сна, добавляя в него добычу этой самой еды, перелопачивая килограммы земли. Иногда их посещали и другие кроты, но так систематично это делал только Лурк, будто на левой лапе носил налапьи часы с крошечным циферблатом.

Дуя на блюдце с горячим кипятком, чтобы Лурк успел хотя бы окунуть в воду мордочку, прежде чем расправится с угощением, Хана медленно переводила взгляд с него на маму и обратно. Крот был весел, движения живые, аппетит зверский. Создание находилось в своей природной среде, бесстрашное и не беспокоящееся о завтрашнем дне, счастливое просто поглощением пищи. На маму смотреть было страшно: полупризрак с бессмысленным от усталости взглядом и трясущимися руками. Надо отдать должное Марсу – отвар его трав подействовал быстрее и эффективнее их смеси, приступы кашля отступили, и Берге приняла более стойкую, уверенную позу в кровати. После прекращения визитов наверх девочку не покидало ощущение фальшивости, натянутости и хрупкости их существования. Да, учебники и все взрослые заученно твердят о том, что тот мир не для них, он полон опасностей и чудовищ, он – противоположность взаимной всепоглощающей заботы об их небольшом обществе, он забирает любимых.

Но для Ханы представления перевернулись с ног на голову: глядя на Берге можно было не сомневаться, что Гардасхольм скоро поглотит ее слабый организм. А на суровой поверхности девочка встретила Марса, от которого исходила пугающая от непривычки, неизмеримая сила. Случайный взгляд хоть и окатил все внутри волной едкой кислоты, настолько незащищенной и читаемой она себя почувствовала, но все же лучился дружелюбием и открытостью. Мальчику нечего было скрывать, такой подход поразил Хану из-за контраста с местными жителями, не выдерживавшими и секунду лицезрения их души. Будто вампиры, попавшие на солнце, они сморщивались, закрывали лицо руками. Но для Гардасхольма это не являлось чем-то странным, управители города и вовсе не появлялись перед жителями без черных очков. Поставив миску с чуть теплой водой Лурку и положив руки на мягкий пол, Хана тщательно осмотрела зверька: обтекаемое тельце, едва заметные бугорки глаз, мощные передние лапы. Иногда девочка встречала и звездорылов. И тут она вспомнила, как подносили руки к лицу ее соседи по подземелью в те несколько раз, когда теряли бдительность и пересекались с девочкой глазами. Ехидная мысль промелькнула у Ханы: быть может, это и есть наша судьба еще через пару десятков поколений? Похожие на кротов и звездорылов, но гигантские и ничуть не милые волосатые существа со щупальцами на лице, как трансформировавшиеся закрывающие выражение прилипшие руки, впадины вместо глаз и навеки согнутые как у лягушки ноги от постоянного хождения по туннелям с низким потолком. Хана почувствовала мурашки на плечах от заполнившего ее отвращения.