На деле, никакой философский камень не поможет выделить из земных элементов однозначное добро, а свобода воли или предпочтения – это сигнификат, не имеющий под собой никакого денотата, проще говоря, – шелест лексических единиц, пьянящий рассудок. Свобода не может реализоваться в природе; все, что укоренено в тенетах естества и поддерживается его секрециями, – зависимо, детерминировано.

И в академических, и в популярных сочинениях часто мотивы государственных и личных поступков пытаются свести то к воле нашептывающих демонов, то к «эдипову комплексу», то к производственным отношениям и политическим институциям, что всегда является упрощением, случайной и неверной номинацией мирообразующих стихий, работающих на непонятные для общества и индивидов цели. Ментальное пространство человека искривлено таким хитроумным способом, что из-под выводов постоянно ускользает достаточное основание, а исключенное третье вместе с шестым чувством нагнетают из сослагательной заочности мистические пары, что мутят тавтологическую воду, из которой по большей части состоят все рассуждения.

Эта наглухо запертая колония для нас – всё, иные виды варварства и немощности, не говоря уже о способах бытийствования сущего, нам не доступны и не известны. Свободой в здешних узких рубежах считается право переместиться из пункта А в пункт Б, поменять род занятий или проголосовать за тирана. Для многих свобода – это социальные привилегии или вовсе необузданность поведения. Споры о вероятности даже теоретического самостояния в принципе бесплодны в силу разного понимания этой категории оппонентами, несопоставимости их кругозоров, духовных ландшафтов, притязаний эгоизма или напряжений инсайта. Согласие затруднено и между выдающимися личностями, не отождествляющими грубую работу инстинктов с возможностью ничем не обусловленного принятия решения (вспомним хотя бы знаменитую дискуссию между Лютером и Эразмом Роттердамским).

Для чего Бог, который властен творить в масштабах полного благополучия, создал мучительные бдения в условиях скоротечности и бесперспективности? Такие деяния Всевышнего кажутся недостойными Его величия. Самозваные миссионеры и глашатаи священного света нередко вынуждены констатировать его явные темные выплески и, чтобы реабилитировать Творца, смело берут на себя роль адвокатов Божьей мудрости и составляют пламенные панегирики, которые, подлаживаясь друг к другу, складываются в общую теодицею. Употребление термина «теодицея» (богооправдание) связано с опубликованием трактата Лейбница «Опыт теодицеи о благости Бога, свободе человека и происхождении зла» (1710), где он старался доказать, что Бог справедлив и благ, несмотря на хронические триумфы козней и лицемерия в хижинах и дворцах, на форумах и в будуарах.

Только наивный вероисповедник может полагать, что торжествующее зло – это изобретение людей, которые не соблюдают заповеди богов своих религий. Внимая разношерстным нотациям на эту тему, с тоской задумываешься, чего здесь больше: невежественного простодушия или непомерной гордыни? Это надо же! Втиснутый в мясную оболочку бедокур, не создавший в себе ни мельчайшей частицы, не знающий, что с ним произойдет через день, воображает, что способен хозяйничать вопреки Божьей воле! Впрочем, такие убеждения не поддаются осмыслению, они возникают, здравствуют и выхолащиваются вне мышления.

По большому счету, любая теодицея – это искусно или заметно криво сплетенные кружева казуистики. Если она строится на логическом фундаменте, то с помощью логики ее можно и разбить; если она задействует также иные сферы интеллекта, то на ее доводы можно соорудить контраргументы из этих же сфер. Выводы о том, что Бог не виновен в невзгодах тварных существ, потому что они, вопреки высочайшему повелению, ведут себя скверно, пахнут ребячеством. Чтобы противостоять Создателю мира, надо обладать полнотой его могущества, всей сутью его божественности. Ослушание означало бы равномощность Богу, право на диалог с Ним и на собственное волеизъявление. Наделенное такими потенциями существо было бы со-творцом Вселенной и входило бы в когорту невообразимых небожителей, а не в отряд млекопитающих, плотоядных и кровожадных.