Внезапно меня осеняет. Надо поднять себе температуру. Точно! Парень заметно нервничал в ту ночь (или день), когда градусник показал тридцать девять и шесть. Сидел тут со мной, не отходил. Как раз это мне и нужно.

Без зазрения совести опускаю металлический наконечник термометра в кружку. Буквально на несколько секунд. Чай – как раз не кипяток, но достаточно горячий. Идеально для того, чтобы моя спонтанная идея сработала.

Слышу какие-то звуки за пределами комнаты. Возвращается, видимо.

Быстро вытираю градусник о рукав кофты, мельком оцениваю результат своих манипуляций и засовываю его под мышку. Укладываюсь на подушку лицом к стене. Ещё и одеяло по самые уши натягиваю.

Вскоре со скрипом открывается дверь.

Стоит на месте. Наверное, не может понять, почему я опять лежу. Только же спала недавно.

– Ты почему не поела? – слышу его голос.

Молчу, ощущая удары собственного сердца в ушах.

– И чай не стала пить...

– Не хочу, – отзываюсь тихо.

– Начинается? – выдыхает устало.

Хочу сказать, что чувствую себя плохо, но вместо меня пищит термометр.

Браво, очень вовремя! Твой выход!

– Дай мне градусник.

Лениво копошусь под одеялом, после чего, сморщив мордочку, передаю ему термометр. Даже не взглянув на цифры. Типа мне настолько дурно, что нет на это сил.

– Твою… Ни хера себе!

Угу.

Отчего-то хочется глупо засмеяться.

Ну не дура ли?

– Насть, тебе надо выпить те колёса, – шелестит коробками, лежащими на столе.

Блин. Об этом я как-то не подумала.

– Давай, поднимись.

Ладно, придётся. Надеюсь, что с настоящих тридцати семи температура под действием препарата упадёт некритично.

Трясущейся рукой забираю у него стакан и жаропонижающее. Щёки горят. Взгляд упирается в пол. Стыдно врать, но что поделать, это же часть моего плана.

– Поешь?

– Не сейчас, – глотаю таблетку, запивая её большим количеством воды. – Выключи свет. Раздражает.

– Ты же боишься темноты, – напоминает любезно.

– Торшер оставь, пожалуйста. Так не боюсь.

Исполняет мою просьбу, пока я организовываю себе кокон из одеяла и ложусь.

Навострив уши-локаторы, замираю.

Собирается уходить? Серьёзно?

– Если вдруг умру, скажешь родителям, где тело? – спрашиваю тихо.

– Чушь не говори.

– Никакая не чушь! У меня пневмония.

Прости Боже, если это не она. Накликать беду очень не хотелось бы.

– Пройдёт.

– Каждый год от пневмонии умирают семь миллионов человек, – невозмутимо озвучиваю печальную статистику.

– С чего ты взяла, что у тебя именно она?

Даже через балаклаву вижу, как хмурится.

Захожусь приступом кашля. Я не нарочно, если что. Оно само как-то.

– Чёрт… Это из-за того, что ты всю ночь пролежала на холодном полу?

Подмечаю, что мне-таки удалось значительно повысить градус его беспокойства. Он явно занервничал.

– Не знаю, – шмыгаю носом. – Мог партнёр заразить. Он больным пришёл на выступление.

Сейчас вот не лгу. Теперь уже сложно будет выяснить причину…

Переворачиваюсь на бок. Искоса наблюдаю за парнем. Тот зачем-то полез на книжную полку. Как оказывается позже, ему понадобился медицинский справочник.

Усаживается за стол и принимается листать этот толстенный талмуд, сохранившийся со времён моей бабушки. Читает, подсвечивая шрифт фонариком.

– Высокая температура, озноб, кашель. Скажи, а дышать тебе тяжело?

– Да. Болит в груди, – нагнетаю маленько.

– Тут про это тоже есть, да, – недовольно цокает языком. – Пульс ещё рекомендуют посчитать.

Встаёт, подходит ко мне, вместе с этой энциклопедией. Кладёт её себе на колени. Берёт меня за руку. Накладывает средний и указательный палец на запястье.

– Где тут у тебя артерия, Зарецкая? – нащупывает, прижимает. – Повыше держи кисть, на уровне сердца и не разговаривай, поняла?