Александр осторожно сел на край кровати. Оглядел комнату. В противоположном углу стоял большой старинной сундук. Стол накрыт вышитой бело-синей скатертью. Его джинсы аккуратно висели на стуле перед ним. У дверей стояли кроссовки и дорожная сумка.

Его взгляд вернулся к бедру, шрамы уродливо покраснели до колена и вниз до икры ноги. Тот, кто раздевал его, должно быть, испытал отвращение.

Он схватился за изголовье кровати и попытался встать. С усилием поднялся. Сделал шаг. Боль перерезала его. Отправила обратно назад. Он покачнулся и рухнул бы на пол, если бы его не поддержала сильная рука.

– Медленно, медленно, – хриплый голос казался ему знакомым.

Старик осторожно подвёл его к стулу.

– Пружина кровати висит. Ты утонешь, и будет хуже. – Он слегка подтолкнул его, чтобы он сел.

Твёрдая плоскость под ним помогла ему. Туман перед глазами рассеялся. Поднял голову и наконец увидел его.

Высокий, коренастый старик. Ему, должно быть, больше семидесяти. Из-под белых густых бровей смотрели голубые глаза, которые ничего не упускали.

– Как тебя зовут?

– Александр…

– Хорошее имя, – кивнул старик, – Я Слав, можешь звать меня дядя Слав – уставился на него и утвердительно кивнул – Всё будет хорошо. Всё, что тебе нужно, это еда, хорошая еда… – он нагнулся, расстегнул молнию на сумке и покопался внутри. Достал смятый спортивный костюм, свитер. Передал их ему – Сможешь ли ты переодеться сам?

Помог ему одеться и вывел из комнаты.

– Здесь можно помыться. – Старик открыл дверь и махнул рукой – Потом иди на кухню.

Он посадил его рядом со старым, раскривленным столом, накрытый чистой клеёнкой, поставил миску с молоком. Подтолкнул банку с мёдом и хлеб.

– Проглоти две ложки меда натощак. Затем сделай себе попарру.

Александр лизнул ложку мёда. Тёплый и сладкий, он наполнил рот, медленно спустился вниз и согрел его тело. Послушно размял хлеб в миске и начал есть. Попарра? С молоком? Он не помнил ел ли её в детстве. Но внезапно почувствовал себя сытым. И в порядке.

Хорошо! Очень, очень хорошо!

Старик не оставил его. Подождал, пока он съел всё в миске. Взял её, быстро вымыл и вывел его на улицу.

Они молча пошли по тропинке за домом. Шли медленно. Первые метры заставили его задыхаться. Тропинка плавно поднималась вверх.

Александр мучительно продвигался. Прислонился к близкому дереву и тяжело дышал. Ждал, пока боль утихнет, дыхание не успокоится, и делал ещё несколько шагов. К следующему дереву.

Старик шёл рядом с ним. Он ждал молча и спокойно.

Александр не знал, сколько и как далеко прошёл. Чувствовал себя так, будто прошёл километры. Много километров.

– Присядь, присядь. – дядя Слав подхватил его – Садись.

Последние метры он прошёл почти бессознательно. Ему потребовалось время, чтобы понять, что сидит на скамейке, опираясь спиной к нагретой солнцем скале. Время, чтобы увидеть бархат на противоположных склонах и крутой обрыв у ног. Время, чтобы услышать песню воды, прыгающей с камня на камень и заблудившейся где-то в зарослях вдоль реки.

Возвращение было той же пыткой.

Он лег и сразу заснул. Глубоко и без снов. Впервые за долгое время.

Мучительный подъём был повторен на следующий день. И на следующий…

Ему потребовались дни, чтобы понять, что километры, которые, как он думал, проходил каждый день, было всего двести метров. Что крутой подъём – это пологая тропинка.

Он застрял в лесу – как раненый зверь, облизывая раны. Первые несколько недель он просто существовал. Еле волочился, тяжело дыша, по лесным тропинкам. Его раны болели. Каждый шаг причинял ему боль. Каждый глоток воздуха входил и выходил из груди, как огонь.