Еще чай с сыром и печеньем.

За витринным окном темно, только светятся мелкие окошки далеких высоток. Уютный свет подсветок оттеняет холл, и эти тени загадочно потягиваются и качаются по углам. Сане не хочется тащиться обратно в Сочимилько, и он прикидывает, можно ли остаться у нас.

Мы считаем, что можно и нужно, места хватает. Правда не знаем, как к этому отнесется Джеф, которого опять нет дома, надо бы заручиться разрешением. Но Джефа пока нет. Поэтому решаем, что Саня остается, а уж если чего, будем объясняться, или, типа, уедет на крайняк на такси. Хотя прекрасно понимаем, что никто никуда не уедет.

На столе светятся экраны ноутбуков и тихонько, в качестве фона, шуршат слова последних новостей по ТВ онлайн с первого канала, но мы их не слушаем, все там в порядке, и все это очень далеко, и, как оказалось, менее интересно, чем мы предполагали.

Саня пользуется моментом и звонит по скайпу маме, которая до сих пор, как и все мамы, считает сына ребенком и беспокоится о том, чтобы он не простудил ноги и не водился с подозрительными мальчиками. Мама скучает, мама не смирилась с этим перебазированием на другой конец света, мама хочет дотронуться до него, или просто покормить горячим блудного сына.

«Как ты питаешься? Ты здоров?» – стандартные быстрые вопросы, как попытка зацепить ускользающего ребенка, приблизить, иметь иллюзию контроля, как такую же иллюзорную гарантию безопасности своему чаду, – «А у нас сейчас утро, сегодня тепло и солнечно», и, конечно: «Ты редко звонишь, сынок!».

И подавляемое нарочито рубленной речью Сани тепло, все равно выдавливается на поверхность слов и летит по эфемерному каналу туда в Рязань, к маме: «Да все нормально. Просто пока не позвонить, ноут в ремонте. Все хорошо у меня. Да чего ты? Я сыт и здоров. Обнимаю».

Не комментируем. Не влезаем.

Саня быстро заканчивает сеанс связи. И возвращается к нам в повседневную реальность на третьем этаже серого панельного дома в Мехико.

Опять продолжается неспешный сытый разговор. Болтаем обо всем и смеемся, потому что всем интересно. Сашура прикалывается над малиновой бутафорской головой, запихнутой в изящную птичью клетку и подвешенную к центральному столбу, как элемент декора: «Какая аллегория замкнутого в тюрьму социумных ограничений сознания!». С его места, на облюбованном Саньком диване, этот шедевр хорошо видно. Согласны, конечно.

А с моего места видно странное предписание «THC – DENTRO, TABACO – TERAZA» на табличке с перечеркнутой сигаретой, повешенной заботливым хозяином справа от выхода на террасу, видимо для гостей. Имею неосторожность поинтересоваться.

Тут же получаю ответ от Сани, поддерживаемого Людмилой, которые, брызнув на меня сдержанным хихиканьем, как самому неграмотному, поясняют для закрытия пробелов в воспитании, что это значит «курить в помещении нельзя». Только на террасе. И ухмыляются оба дальше.

Я говорю, что этот момент как раз поняла. А что такое THC? Который можно внутри.

И тут, под полный ржач, наконец, мое белое пятно в отношении местных развлечений и пристрастий закрывается, потому что Саня поясняет, что это и есть тетрагидроканнабинол, то самое, что содержится в листьях конопли и запрещено во многих странах, как наркотик. Вот оно что…

— Про это и есть, что ли, «травку курят»?

— Ага.

— Ну вот, докатилась. Разбираюсь в травах… Ботаник, — изображаю осуждение я.

И тут Санечка говорит свою знаменитую фразу, которую я позже идентифицирую как основную, о том, чем хороша Мексика. А тем что с потреблением ТНС никто не борется, продается практически легально, недорого, и что ради одного этого стоило бы приехать в Мексику на пожить. Саша считает это благом.