– Что же поделать, приходится. Хоть и село у нас огромное, почти, как город, и поликлиника и больница имеются, но медики все на счету. С тех пор, как произошла оптимизация отечественной медицины, у нас есть возможность не только отличиться, но заработать лишнюю… копеечку.

– Она для нас не лишняя.

– Да понимаю. Просто образно выразилась.

– Мы всегда нужны людям, а не только во время повальных заболеваний народа страной болезнью, которая называется брендовирусом. Я не думаю, что в той России, которую считают основной, а не параллельной, в отличие от нашей, жизнь намного прекрасней, чем здесь. Но она у нас должна быть ещё лучше. Скажи мне, Аля, о чём ты мечтаешь.

– Я мечтаю о том, чтобы учёные изобрели такое лекарство, чтобы оно лечило все болезни.

– Я тоже был бы не против этого. Ведь прекрасно, когда все

здоровы, все смеются и живут долго и счастливо.

– Даже голод и холод здоровым людям не так страшен, как больным. Подожди! Вывалю на грядки мухоморы, которые ты принёс из леса, и тогда немного поговорим.

Алевтина собралась идти с вёдрами дальше.

Но Филипп взял их в свои руки. Решил помочь жене, поучаствовать в процессе освобождения дома от пищевых отходов и того, что, вполне, может стать удобрением на их огороде.

– У тебя хорошая, вернее, светлая мечта, Аля, – заметил Мурашов. – Но долголетие и панацея – это глупая наивная сказка всех времён и народов. Она абсолютно не реальна.

– Откуда нам знать, что реально, а что – нет.

– А кому же ещё знать, как ни нам? Такое невозможно.

Мурашов озвучил, то есть выразил словесно мудрую мысль и направился с вёдрами к дальним грядкам, аккуратно вывалил несъедобные грибы на землю. Он совсем недавно ходил в лес за боровиками и подосиновиками, но, как обычно, насобирал мухоморов. Уже традиционно он насупил на оставленные в меже грабли, которые чувствительно ударили его черенком в лоб.

Он бережно поднял этот коварный сельскохозяйственный инвентарь с земли, разровнял ими на грядке кучу только что вываленных грибов. Потом с силой швырнул грабли в сторону забора. Вернулся с опорожненными вёдрами к крыльцу.

– Но я не уверен, Алевтина, – продолжил Мурашов свою мысль, – что уровень медицинского обслуживания населения в тех Россиях и в самых разных странах, которые нагло, наивно и безответственно считают себя не параллельными, а основными, выше, чем у нас. Не верю!

– Можешь не сомневаться, Филя. – заметила Алевтина. – Оно, медицинское обслуживание, везде и всюду выше, чем в нашей параллельной России и такой же Земле.

– Почему? Странно ты рассуждаешь. Не чувствуется в твоих словах никакого патриотизма. Почему ты так считаешь?

– Да потому, мой родной, что люди у нас очень часто умирают от болезней не в преклонном, а в самом продуктивном возрасте. Высока и детская смертность. Так что, пока долголетие отменяется. Ничего с этим не поделаешь.

– Я в панацею не верю, но не желаю, чтобы долголетие отменялось! Я хочу, чтобы лекарства и медицинское обслуживание приносило людям ощутимую пользу. С больших трибун уважаемые господа и дамы говорят о завтрашнем долголетии нашего народа и людей всей Земли! Но я им, почему-то, не верю!

Он вложил одно пустое ведро в другое, не выпуская их из рук.

Больше Алевтина не стала спорить на эту тему с мужем.

– Я, всего лишь, мечтаю. Не больше. Наверное, чудес не бывает. Ты правильно делаешь, что не веришь, ни в какую панацею, – почти согласилась она с Мурашовым. – Какое к чёрту долголетие! Они, самые наглые и борзые господа и дамы, считают, что на планете надо оставить в живых около миллиарда людей! Или чуть больше.