…

И когда они успели научиться так разговаривать?! Ему казалось, что лучше всего они разговаривали молча. Или нет. Нет, да, лучше всего было тогда, когда они занимались любовью. Впрочем, когда они последний раз занимались любовью? Да и было ли это любовью? Уже трудно сказать. Наверное, тогда это они так и называли. Друг для друга. А вот как они это называли для самих себя? Надо вспомнить.

Да было что-то, но скорее, конечно, не любовь и не страсть. Как, то, что было, не называй, не может стать тем, о чем мечталось, а потом хотелось, и что незаметно, как-то само собой, плавно, перешло во что-то иллюзорно-недостижимое, превратившись в смешные и нелепые телодвижения. Да первый, второй и энный раз были вопросы – ну как ты?, тебе понравилось?, тебе было хорошо? И вот это, самое нелепое, что могло быть в этот момент – спасибо. Он не знал, что сказать, что ответить и в первые мгновения лихорадочно искал ответа. Так и не найдя, просто молчал. А все испытанное как-то тихо и беспомощно тонуло в этом молчании.

Затем они оба привыкли к этому молчанию. И уже не было никаких слов. А что же было? Вот только сейчас он подумал об этом, усиленно пытаясь вспомнить – что было? Не было ничего. Ему удалось вспомнить только то, что однажды прозвучал вопрос:

– А что будет потом?

Тогда он не ответил. Да и отнесся к вопросу как-то в полусне. Почти не услышав его. Тогда он даже подумал, прежде чем упасть в этот сон – что это? Вопрос? Или нет? Может быть ему послышалось? И никакого вопроса вовсе не было? Или это он сам себя спросил?

…

Вот сейчас, вдруг с необычной ясностью ощутив свою влюбленность, она, сквозь радость и глупую улыбку по неволе появившуюся у нее на лице, испугалась. Странно. Но она никогда прежде не видела такой своей улыбки. Но зато она видела ее сейчас, в темноте ноябрьской ночи и ничего не могла с собой сделать.

– Глупость какая. Зачем мне все это. Неужели все вновь?

И что будет потом? Вот. В который уже раз к ней возвращаются вопросы, когда-то и кем-то ей заданные. Как напоминание, а может быть и как месть. Вопросы, от которых она пыталась избавиться не из-за их опасности или неопределенности. Она просто знала ответы на них. Слишком точно и определенно.

…

Их одновременно поразила какая-то, вдруг так ясно и открыто проявившаяся, беспомощность и беззащитность. Стало жалко и себя и, главное, того, что было и ушло. Они знали, потом нет, потом – это когда в…прошлом.

«Весна»

Правда ли, что мы противостоим себе? А может быть мы противостоим тому, что и есть подлинное «Я»? И тогда зачем все это?

Жизнь теперь все больше и больше замолкает вокруг меня. Почему-то иногда звуки, которые вообще не слышны, вдруг возникают из шума, который мы называем тишиной.

…

Есть события, которые обязательно произойдут. И только время, отделяющее нас от этих событий, делает их возникновение менее вероятными, и нам кажется, что что-то как будто может произойти, но все никак не происходит. Мы устаем ждать, и они как раз и случаются.

…

Это сейчас мне кажется, что не могло не произойти того дня, когда он встал, накинул на себя куртку, и пошел, чтобы кого-то встретить. Мы все уже знали эту процедуру встречи, означавшую, что к нам пришел новый человек, тот, кто будет делать все тоже, что и мы, довольно непонятную, весьма скучную и однообразную работу, явно несоответствующую претензиям каждого из нас.

Ты, конечно, помнишь, что в этой светлой, а это, пожалуй, было единственным ее достоинством, комнате, собралась самая разношерстная публика, и каждый из ее представителей был достаточно яркой, по-своему, индивидуальностью. И все странным образом соединились тут, заполнять какие-то карточки, когда одни считали себя достойными большего, другие просто отсиживали свой срок и были рады этому приюту, третьи попали волей случая и т.д., и т.п.