Окно было немного запотевшим, и он провел пальцем по стеклу, оставив прозрачную дорожку. Перед его взглядом медленно проплывали улицы: покосившиеся деревянные заборы, бревенчатые одноэтажные домики с резными наличниками, редкие прохожие, неспешно шагающие по обочинам. Осень только-только вступала в свои права – в кронах деревьев мелькали первые желтые листья, и воздух был наполнен влажным спокойствием, словно город отдыхал от жары, но еще не напрягался к зиме.

Сидевшая рядом с ним пожилая женщина в клетчатом пальто украдкой посмотрела на него, заметив наплечную сумку и фотоаппарат, свисающий на ремешке.

– Не местный? – спросила она без любопытства, просто из вежливости.

– Нет… Я в училище, в артиллерийское, – ответил он, чуть смутившись.

– А… ну, значит, скоро в форме будешь щеголять, – кивнула женщина одобрительно. – Хорошее у нас училище. У меня племянник в том году с медалью окончил. Теперь служит в Венгрии, в группе разминирования.

Иосиф кивнул, но не ответил. Его мысли были не о погонах. Он смотрел вперед, сквозь дрожащую рамку стекла, за пределы остановок, вывесок, антенн, ища в этом новом городе хоть какую-то зацепку – знак, намек, что он здесь не зря.

На повороте, за запотевшим стеклом трамвая, промелькнула "Катюша" – легендарная боевая машина на постаменте. Словно застыла в атаке, с поднятыми к небу направляющими, она стояла одна среди редких деревьев и разбросанных клочков земли, напоминая о грозных днях, когда Тула держала оборону.

И про эти времена, о которых кричала своим безмолвием «Катюша», Иосиф много читал в поселковой библиотеке Аккемира. Читал взахлеб – о подвиге туляков, о том, как заводы работали без передышки, как женщины вставали к станкам, а школьники собирали металлолом. Все это казалось тогда далекой и чужой легендой. А теперь вот – наяву, за окном трамвая, среди улиц, где все еще живо эхо тех суровых лет.

– Только ты, поди, заблудился, – продолжила соседка по сиденью, приглядываясь к нему. – Училище-то на проспекте Ленина. Это тебе совсем в другую сторону.

– Я знаю, – кивнул Иосиф. – Просто… у меня тут одна знакомая бабушка. Хочу ее проведать.

– А зачем тогда на самоварный едешь?

– Тетя Мотя сказала, что работает вахтером в мужском общежитии самоварного завода.

– А, ну тогда тебе действительно до остановки "Глинки". Только там смотри: не спускайся вниз, к Патронному заводу. Иди в противоположную сторону, к стадиону. За ним, на улице Шухова, как раз и находится то общежитие.

В этот момент трамвай неторопливо проехал мимо трехэтажного здания строгой формы – светлый камень, узкие окна, сдержанный фасад. Над входом возвышался бетонный козырек, к нему вели массивные ступени с аккуратными металлическими перилами. По бокам – клумбы с цветами, ухоженные, хоть и простые. Все здесь дышало деловитой аккуратностью: типичная советская архитектура с легкой ноткой официальной важности. Вдоль асфальтированной дорожки – два щита со снимками: «Гордость Пролетарского района» – десятки лиц, выстроенные в ровные ряды.

Рядом, сразу за серым, безликим зданием райисполкома и покосившимися деревянными избушками, вдруг потянулись дома совсем другой породы. Они бросались в глаза – вытянутые, ровные, будто вытесанные по лекалу, с идеальной кладкой красного кирпича, с карнизами над окнами, балкончиками с фигурными перилами и аккуратными светлыми вставками в верхних этажах. В этой сдержанной, немногословной архитектуре было что-то чужеродное, непривычное.

Иосиф смотрел на них с удивлением. Такое он видел впервые – не на картинках, не в книгах, а вживую.

– Немцы строили, – тихо пояснила попутчица. – Военнопленные. Вот уж кто умел на совесть делать. Каждый мечтает квартиру в таком заполучить.