– Крестьяне уже вышли в поле.

– На то они и крестьяне.

Мадам Марин исправно вела хозяйство в доме графа и за это Иван не обращал внимание на ее строгий нрав. Так как граф не был женат, мадам было предоставлено больше полномочий, чем простой экономке. Она считала себя хозяйкой и от этого остальной прислуге в доме приходилось нелегко. Забывшись, она могла позволить себе лишнее и в отношениях с графом, но Иван никому не позволял указывать ему. Любое действо рассматривалось, как посягательство на его свободу, а для него это было святое.

Мадам Марин присела, склонив голову в мимолетном поклоне, и вышла из комнаты. Иван наконец-то сумел открыть глаза и потянуться.

Солнце уже наполнило утро теплом. Спустившись к завтраку в отличном настроении, он увидел на столе букет полевых цветов. Иван любил запах свежей травы и из всех цветов свое предпочтение отдавал именно полевым.

– Можно подавать кофий? – спросила Наташа.

– Подавай, – ответил Иван, – кто принес цветы?

– Я.

Иван промолчал. Забота Наташи всегда была чрезмерной и не всегда нужной ему.

– Сегодня я отпустил Алену на весь день, – объявил Иван. И хотя он не повернулся, все понимали, что эти слова предназначались именно стоящей немного позади мадам Марин. Иногда она следила за тем, как молодая прислуга обслуживала графа.

– В ней нет ничего святого, – вдруг заявила мадам.

– От чего же? – удивился Иван.

– Молиться ходит в церковь, а лечиться – к ведьме, – экономка была довольна тем, что донесла на свою подчиненную. Мадам Марин имела французские корни, но уже много лет жила в России. Христианство давно стало для нее религией близкой ее душе.

После этих слов в глазах у Ивана почему-то возникла вчерашнее происшествие. Перед ним стояла босая девушка, но как он ни старался разглядеть ее лицо, его не было видно. Это секундное видение прошло, оставив странный осадок.

– К какой ведьме? – спросил Иван.

– Где-то в лесу живет старуха. Ей пошел второй век, но говорят, что она победила старость, – в этот момент из изыскано-манерной дамы мадам Марин, превратилась в сельскую сплетницу, – Церковь давно преследует ее. Она настоящая колдунья. Ходить к ней, значит идти против церкви…

– Хватит, – перебил Иван, – бред какой-то. Ведьма, колдунья. Похоже, здесь все одержимы этими разговорами, – из головы графа не выходила та молодая девушка. Незаметно для себя он порадовался тому, что ведьма – старуха, а он видел высокую и на вид стройную девушку.

Иван встал из-за стола, вытер губы салфеткой и недовольно отшвырнул ее на стул. В этот момент мадам Марин поняла, что опять влезла не в свое дело, стыдливо опустила голову и покорно присела в поклоне.

– Буду к ужину, – сказал Иван, и вышел из столовой.

– Храни его Бог, – произнесла мадам ему вслед, но взглянув на Наташу, тут же сдвинула брови и приняла привычный суровый вид.

– Ну, что встала? – прикрикнула она, – живо убирай со стола.

Последние майские дни были особенно теплыми. Работа шла полным ходом, крестьяне трудились в поле, честно зарабатывали свой хлеб, получали от графа сполна и были вполне довольны своим хозяином. В то время как сам он, наоборот, взрослел и чувствовал, что ему чего-то не хватает.

Однажды за обедом, сидя в поле под повозкой, Иван весело разговаривал с крестьянами, пил с ними теплое молоко, ел ржаной хлеб, как вдруг его взгляд остановился на играющих неподалеку детях. Иван задумался. Дети резвились, бегали друг за другом, смеялись. Молодая, заботливая мать забрала самого маленького из них и принесла к повозке. Она налила ему теплого молока. К ней подсел ее муж. Даже со стороны смотреть на них было приятно. Их полная семья на вид была счастлива.