Но потом я все ж передумал. Чот хоть и сволочь большая, но «человек» все же. Хотя слово человек я пишу в кавычках. Да и мать настояла, чтобы я дал знать в соответствующие органы про то, что приключилось с тобой. Я и позвонил. А потом некоторое время спустя, когда меня вызвал следователь, я все изложил на бумаге, все по порядку, как было. Чему был свидетель. Меня попросили вежливо съездить с ними на место и указать, где Лешкин труп и машина. Ты, конечно, понимаешь, что я не мог отказаться. Чужая тайна – тяжкий груз и давит так же на душу как и грех. Не всякий способен вынести эту ношу. Все на все заняло не больше трех часов.

Мы подъехали на милицейском «Уазике» со следователем «Пыжом», еще не старым человеком лет 55, только начавшим лысеть со лба и очень на мой взгляд толковым малым. Лешка уже лежал приготовленный к осмотру на голой земле, накрытый брезентом. «Пыж» попросил меня подойти поближе. Я сначала стоял в стороне, покуда «Пыж» разговаривал с двумя чинами в милицейской форме, по всей видимости, старше его по званию. Пыжом я его окрестил потому, наверно, что он как пыж в охотничьем ружье при выстреле сразу воспламеняется и тут же сгорает, и от него одна зола остается. Намек на вспыльчивый характер следователя.

«Пыж» откинул брезент, и меня чуть не стошнило. Лешка был сам на себя не похож, весь лицом белый, с синими губами. А при жизни его краснощекую рожу за двести метров было видно, как светофор. Сейчас же его маленькие поросячьи глазки, глубоко сидевшие в его квадратном черепе, очень страшно вылупились. Видно, когда он захлебывался, то от ужаса вытаращил зенки, потому что болотную жижу, в которой барахтался, принял за бурлящую адскую смолу. По совести сказать, мне его и на мышиный хвост не жалко. Он заслужил свою смерть. Одним говном на земле меньше стало…

Но кажется, я слишком уж расписался. Кончаю марать бумагу. Покедова, сынок, выздоравливай. В наш магазин привезли молоко. Мать торопит меня бежать за ним. С наилучшими пожеланиями здоровья твой отец и вся наша большая дружная семья, всего шесть человек.»

– А отец у тебя того, философ, судя по письму железный старик, – сказал, потянувшись за пачкой сигарет, Сашка.

– Да, тут ты в самую точку попал, мне и самому кажется, что он из стали, – ответил я. – Его согнуть невозможно. Он не поддается нажиму и вообще никаких компромиссов со сволочью не признает.

Игорь Фатхуллин

Сергей Распопов

Воскресный день подошел к концу. Постепенно на поселок спустились сумерки. Строгая дворничиха тетя Клава разогнала с лавочек дворовых алкашей, после чего перегар, табачный дым и острый запах разгоряченных за домино тел выветрились. Во дворе заметно посвежело. Становилось тише. То в одном, то в другом окне гас свет. Жильцы снижали громкость телевизоров.

Приближаясь к первому подъезду, послышались шаги размеренные, глухие от тяжелых мужских ботинок. Щелкнул кодовый замок. Захлопнулась дверь. Шаги устремились внутрь подъезда и затихли где-то в глубине первого этажа.

– И кто тут шастает по ночам, колобродит? – заворчала тетя Клава, войдя в подъезд вслед за незнакомцем. – Опять за самогонкой прутся к Вальке, а после мочатся в подъезде.

– Не кричи ты, старая, весь дом поднимешь, – шикнул на нее незнакомец. В полумраке первого этажа бабка узнала его. Это был участковый Куракин, как обычно при форме и с табельным пистолетом.

– Ой, ночь добрая, Егор Петрович. Я и не узнала впотьмах. А что так поздно? Следователь давно уже уехал. Покойника мужики вынесли и машина увезла его в районный морг на экспертизу.