А потом, как ванна наполнилась, и залезла в воду.

И просто лежала, чувствуя, как отмокает шкура. Кажется, даже придремала немного, но не так, чтобы сильно. Потом уже мылась. Долго. Натиралась душистыми мылами, какой-то фигней в банке, про которую сказали, что она для кожи.

Пускай.

Но чем дольше я лежала, тем сильнее остывала вода, а в голове появлялись мысли… да разные мысли. Большею частью о том, что Чарли новостям не обрадуется.

Он ведь граф.

Всамделишный.

И это я тут могу над графством его посмеиваться, а там, на Востоке, смеяться будут уже надо мной. Я даже высунулась, чтобы в зеркало поглядеть, чего явно делать не стоило. Из зеркала на меня поглядела смуглая до неприличия – еще немного и с сиу по цвету сравняюсь – девица с темными волосами и резкими чертами лица. Губы у нее были тонкими и большими. Помнится, судейская дочка еще мой рот жабьим обзывала. Нос с горбинкой. Глаза… глаза, пожалуй, что и ничего. А вот шея длинная, как у жирафы, которую я на картинке видела. И сама-то тощая.

Кости торчат.

Кожа… кожа вон ниже шеи белая. И на руках тоже. И будто я то ли перчатки одела, то ли вымазалась. А матушка еще когда предупреждала, что приличные леди носят перчатки.

И маски от солнца.

Носила бы…

Не помогла бы маска, даже если загар отскоблить, все одно я останусь не совсем, чтобы человеком. Может, не настолько, как Эдди, но коль приглядеться, то чувствуется во мне иная кровь.

И вообще…

С этой мыслью я нырнула в остывающую воду, под которой и сидела, пока хватило дыхания. А как закончилось, то вынырнула.

- Хватит, Милли, - сказала я своему отражению, стараясь подражать мамаше Мо. Вот кто умел изгонять бесов, в том числе и трусости. – Вовек в ванной не спрячешься.

А вот волосы мыть надо.

И мыла. Дважды. А они все одно остались черными и спутанными. И… белый мягкий халат, который единственно нашелся из одежды – Эдди обещал решить вопрос – нисколько не успокоил.

Я осторожно приоткрыла дверь и ничуть не удивилась, обнаружив графчика.

Графа.

К мужу стоит отнестись серьезно. Он сидел на белом диванчике и глядел в пустую кружку.

- На кофейной гуще гадаешь? – спросила я, потому что нужно было чего-то сказать.

Подозреваю, основное он узнал от Эдди. А я… я стою. С полотенцем на волосах. Мамаша Мо так закручивала, чтоб не просквозило. Тут, конечно, сквозняков нету, но с полотенцем все одно как-то спокойнее.

- Скорее думаю.

- Злишься? – не люблю недоговорок.

Я бы вот злилась, если по-хорошему. Да и… и должна бы, и странно, что не злюсь. Я ведь тоже не хотела замуж. Но…

- Нет, - он покачал головой. – Ничуть. Сам должен был бы подумать.

- Эдди говорит, что все не так страшно. Что надо просто изучить клятву и… и может, что-нибудь придумаем.

- Придумаем, - соврал Чарльз.

А я взяла и поверила.

- Там… вода есть горячая. Хорошо. Правда, одежды нет, но Эдди сказал, что купит на первое время. А потом уже сами.

- Как мы вообще сюда попали? – Чарльз отвел взгляд, а я вспомнила, что из той самой, упомянутой одежды, на мне только халат.

И это как-то… неудобно, что ли. Не в том смысле, что в халате, но просто вдруг подумалось, что он муж и вообще. А я в халате стою.

- Эдди привел. Сказал… сказал, что если творится неладное, то лучше сюда. Тут место приличное. И хозяин с Мастерами дружен. А стало быть, лишь бы кто не сунется. Но дорого, да…

Я замолчала.

- Это ничего, деньги – не проблема. Ты, наверное, голодна? А я все съел. Проснулся… знаешь, будто три дня как минимум ничего в рот не брал. Такой голод, - Чарли говорил нарочито бодро и за бодростью этой угадывалась та же ложь и нежелание говорить о том, что и вправду важно. Наверное, в другой раз я бы согласилась, что если человек говорить не хочет, то оно и не надо.