– Да хрен с ними, хотя они были самые лучшие… Не простился почему?!

Приблудный виновато опустил голову: «Потому что получил деньги, а при деньгах я дрянной человек».

– Имя мое треплешь, сволочь! – вскипел Есенин.

– Сволочь! – согласился Приблудный. – Я… я назанимал денег, под свою бедность сшил себе вот этот костюм, чтобы не позорить тебя своим видом.

Есенин беззвучно засмеялся:

– Ладно!.. Костюм что надо! А? Осип? Но если я пойму, что, кроме подражательства, как стихотворец ты ни на что не способен, – тогда пошел к чертям, нечего тогда с тобой возиться, Иван!

Приблудный покорно встал:

– Раз так, я пошел работать. Учитель. Только дай денег… ты же получил в Госиздате, знаю.

– Откуда знаешь?

– Все знают! – ухмыльнулся Иван.

– Все?!! – удивился Есенин. – Ну и ну!.. – Он достал бумажник, вынул деньги. – Пропьешь, опять клянчить будешь.

– Учитель, ты тоже пьешь, – начал было возражать Приблудный, но Есенин так зыркнул на него, что тот осекся.

– Ду-у-рак! Я кончаю тем, с чего ты начинаешь! Уловил разницу? Удались! – Он положил бумажки на край стола. Приблудный мгновенно сгреб деньги своей лапищей, зажал их в кулаке:

– Учитель! Ты! Ты!.. Ты добрый! И… веселый! – И, потрясая кулаком с деньгами, отошел к своей компании.

Есенин потянулся к бутылке и снова стал наливать всем. Мандельштам прикрыл ладонью свой стакан:

– Хаим все! – пошутил он. – Мне пора домой. – Он протянул руку: – Спасибо тебе, Сергей! Береги себя!.. Помни: ворон кружит!..

Есенин встал, обнял Мандельштама:

– Помню, Ося!.. Прощай!

Он сел, выпил несколько глотков, грустно глядя ему вслед.

– Я, пожалуй, тоже пойду, – неожиданно подхватился Эрлих.

– Ты чего вдруг? – нахмурился Есенин.

– Да так. Я же Мариенгофу обещал в «Стойло Пегаса» зайти…

– А!.. Ну-ну! – криво усмехнулся Есенин. Хмель ударил ему в голову. – Ты считаешь, что корабль уже тонет… Ну, бегите… бегите.

Эрлих зло сжал зубы, ощерился в улыбке. Хотел что-то ответить, но, махнув рукой, стал пробираться к выходу.

Есенин поглядел на притихших девиц, улыбнулся: «Ну вот, опять один». Еще никогда и нигде не чувствовал он такого одиночества, как теперь, здесь, в кафе, полном народу. Проститутка, словно почувствовав его настроение, робко положила свою ладонь ему на руку:

– Сергей… Александрович! Вы правда добрый и… веселый!

– Не я веселый, а горе мое весело!.. – кивнул головой Есенин. – Давайте помянем друга моего… Поэт Ширяевец – слыхали? – Девицы отрицательно помотали головой. – Хороший поэт был… и друг… тоже настоящий… не как эти все! – неопределенно махнул он рукой в сторону окружающих. – Представляете… когда его хоронили, рядом на березе, у могил, соловей запел… Это… это лучшее надгробное слово над могилой русского поэта… Понимаете?.. Было пять друзей… один ушел… Лучшие уходят навсегда и безвозвратно. – Из глаз Есенина полились слезы, но он не стыдился их. Глядя на него, зашмыгали носами девицы.

Есенин выпил вина и хрипло вполголоса запел:

Девицы робко подхватили:

Есенин повернулся к компании, где сидел Кусиков.

– Сандро! Сандро! – крикнул он. – Слышь? Гитара с тобой? Дай гитару!

Кусиков обернулся:

– Сергей! Ты чего? Один?! Иди к нам!!

Есенин поглядел на девиц:

– Пойдем, что ли? Там кавалеров много!

– С вами хоть к черту на рога! – обрадовались девицы.

– Сергей Александрович! – понизив голос, сказала та, что пожалела его. – Если захотите, то у меня и комната есть чистая, я тут неподалеку живу… Ну в общем… вы меня понимаете?

– Понимаю! Там видно будет! Как зовут тебя?