– Сколько еще чинить? – спросил он у мастера, руководившего ремонтом.

– Дня два, и управимся, – пролепетал мужик.

– Дай-то Бог, – отвернувшись, ответил Ермак.

Он прошел вдоль остальных стругов и осмотрел уже проделанную работу. На колокольне в Орел-городке зазвенел колокол, призывая посадских к вечерней трапезе.

Ерошка и Иван Кольцов сидели на бортах стругов и смотрели в темные воды Айвы.

– Сам-то откуда? – спросил Иван.

– С Москвы.

– Вот так да! – удивился Кольцов. – Был я давеча в Москве, в гостях у царя.

Ерошка улыбнулся:

– И как тебе царь?

Кольцов сначала ухмыльнулся, а потом произнес:

– Цари, они, Ерофей, все одинаковы. Сначала в гости зовут, а потом на цепь садят.

Он произнес это так, словно побывал в гостях у всех царей в мире и на основании своего горького опыта сделал такой вывод.

– Пошто на цепь-то? – В глазах Брошки мелькнуло изумление. – Натворил чего?

– Натворил… – Иван кивнул головой. – Натворил, да так, что устал расхлебывать. Ложка мала оказалась.

Ерофей опустил голову:

– Жалеешь, что пошел в гости к царю?

– Тут, Ерофей, жалей, не жалей, а идти надо, иначе спустит царь шкуру да на забор вывесит, – горько молвил Кольцов.

– Ну, дай Бог, обошлось… – Ерошка перекрестился.

– А ты из чьих в Москве будешь? – спросил Иван.

– Из посадских я, – ответил Ерофей. – Колыванов сын. У бати моего строительная артель.

Перед глазами у Кольцова всплыл знакомый образ Марьи, которая заботливо выходила его после царских казематов.

– А сам как здесь оказался? – продолжал расспрос Иван.

– Да как оказался, – горестно заметил Ерофей, – связался с ватажниками лихими. Ходил за Урал-камень вогульские святилища брать.

– Ну и много богатств набрал? – усмехнулся Кольцов.

– Да вот на бурлацкую лямку и натянул? – горестно произнес Ерошка.

– Знаешь дороги за Камнем?

– Не, – Ерофей помотал головой, – мы по зиме ходили, на нартах и оленях. Места там дикие и непроходимые, только олени вывезут, с лошадьми пропадешь.

– Ну не скажи, – рассмеялся Кольцов, – хороший конь везде вывезет, это я как вольный казак тебе говорю.

– Тут уж как повезет, – заметил Ерошка.

– Ладно, Ерофей, айда ужинать, – подмигнул Кольцов, вставая с борта струга. – Делов много завтра у нас.

Иван Кольцов не стал рассказывать Ерофею Колыванову, как очутился в их доме после царских подвалов, как сестра его Марья заботливо выходила изувеченного казака. Придет время, расскажет. А пока он возьмет под опеку младшего Колыванова. Мелентий будет рад, что сына к делу приставил.

В старой часовне, что у восточной стороны крепостной стены, раздавалось зычное пение священника. Казаки, сняв папахи и шапки, молча стояли, склонив головы. Священик, сотворив очередную молитву, снял с аналоя икону святого Георгия и стал обносить ее меж казаков.

Три раза перекрестившись, Максим вошел в храм. Ермак стоял посреди своих воинов, воздев взор на иконостас.

– Ермак Тимофеич, – Максим дернул его за полы кафтана, – дело важное.

Ермак скосился на Строганова и буркнул:

– Ну, чего еще?

– Крестьяне с хутора поймали татарина.

– Разведчик, что ли? – удивленно прошептал Ермак.

– Нет, – улыбнулся Максим, – заплутал и вышел на хутор. Тут его мужики и повязали. Ослаб совсем.

– А куда ехал?

– А пес его знает.

– Пошли. – Ермак, перекрестившись, потянул Максима за собой.

Унемэ сидел в горнице со связанными за спиной руками. Крестьяне надавали ему хороших тумаков.

Ударили жердиной по руке так, что левая рука отсохла. Накинули петлю и сдернули с коня. Умение метко стрелять из лука и ловко орудовать ножом ему не помогло. Скрутили, словно пойманную в силки куропатку.

Вокруг было темно, лишь свет свечи на большом тесаном столе освещал пространство вокруг. В дальнем углу, у самого потолка, на полочке с белым полотенцем стояли расписные дощечки.