Московиты не дрогнули и с именем своего Бога сумели опрокинуть и перебить отряд пермяков, перекрывавшим им выход на берег.

Боялся Вокша только своих. Боялся хитрой и беспощадной вогульской стрелы, которая, словно тень, просвистит из густого дремучего ельника и вопьется в его дряхлую шею, словно комар в шкуру оленя. Он натянул на себя оленью шкуру, которая лежала рядом на нартах, и тихо ждал грабителей.

Когда последний грабитель покинул ворота святилища и плюхнулся на свои нарты, Вокша облегченно выдохнул. Но старый отверженный князь не знал, что за ними следят два зорких глаза охотника-следопыта, и куда бы они теперь ни побежали, эти глаза будут неотступно следовать за ними, пока осквернители старого святилища не найдут свою могилу в топких болотах вогульских лесов.

Грабители, тяжело груженные драгоценным хабаром из святилища, медленно тронулись в обратный путь. Их путь должен был пролегать через низменность у излучины реки. Это было единственное место, где смог пройти их караван из десятка оленьих упряжек. Расстояние между огромными деревьями было достаточно большим и образовывало нечто вроде лесной дороги, которая выходила к реке с большими серыми скалами по берегам. Оттуда и до Камня рукой подать, если не заметет метель.

Караван миновал густой ельник и вышел в сосновый бор. Унемэ неотступно шел вслед за московитами, выискивая место, откуда он сможет незаметно выпустить стрелу. Бить нужно наверняка и желательно в главаря под именем Кожан. Вторая стрела предназначалась князю-предателю Вокше.

Внезапно между лесных великанов, устремивших свои зеленые руки к небу, раздался леденящий душу вой. Унемэ вздрогнул. Вой повторился, только сейчас он звучал особенно отчетливо, так что у маленького вогульского охотника дернулось сердце в груди.

Караван остановился. Люди в овчинных шапках спрыгнули с упряжек и направили пищали в сторону леса. Но, несмотря на всю их отвагу, было видно, как трясутся их ноги и руки в ожидании неведомого и ужасного вогульского лиха.

Вокша, перепугавшись не на шутку, рванул поводья оленьей упряжки. Бежать, только бежать. Его душу и сердце одолевал лютый страх, такой же, как холодный северный пермский ветер. Страх гнал его, пока не выдохлись олени в упряжке, пока не стихли выстрелы пищалей московитов, обуреваемых таким же животным страхом.

Вокша остановился. Что произошло с московитами, он не хотел думать. Ему казалась, что он ушел далеко от этого ужасного места, где дорогу ему и московитам перегородил сам дух хозяина леса Вотла. Он попробовал отдышаться. Он словно сам был запряжен в эту упряжку вместе с оленями. Куда же теперь. Только на запад, к хребту, к Кытлыму, где правил его двоюродный брат.

Как потом оказалось, московиты не сильно растерялись, услышав звериный рык. Они перекрестились и встали полукругом, направив пищали в сторону леса. Потянулись мучительные минуты ожидания для Унемэ, сидевшего сейчас в ельнике и ожидающего расправы над осквернителями святилища.

На опушку леса выскочила стая огромных волков. Во главе стаи стоял белый волк-исполин. Унемэ испугался. Вот он, лесной дух Вотла. Пришел помочь свершить правосудие. Он никогда сам не видел Вотлу. Старики говорили, что он может принимать разный облик, где белый волк, а где огромный человек-великан в оленьей шкуре. Унемэ незачем было боятся Вотлу. Он знал, что он не тронет его, в отличие от московитов. Но Унемэ все-таки испугался, ведь он был охотник, а не воин.

Московиты сделали залп из пищалей. Стая рассыпалась меж деревьев, но белый волк-великан остался стоять на своем месте. Или московиты промахнулись, или же Вотлу не берут пули московитов. Белый волк оскалился, обнажив огромную пасть с рядами больших и острых клыков. Он готов был броситься на людей и разорвать их на клочки, но медлил, ожидая чего-то.