Эрлебнис. Мои мысли Алексей Загуляев

© Алексей Загуляев, 2021

ISBN 978-5-0055-8184-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Не бывает так, чтобы ничего не снилось. Всегда снится. И не бывает так, чтобы ни о чём не думалось. Всегда думается. Просто есть люди, которые забывают свои сны. И есть люди, которые забывают свои мысли.

***

Какой бы прекрасною ни казалась Соломонова «Песнь песней»1, всё же она была создана человеком, не знавшим, что такое семья. Любовь вне семьи разрушительна, хотя и прекрасна. Любовь в семье созидательна, хотя у неё не такие яркие краски. Спасение человеческой души не в подвиге, а в тихой работе. И работа эта есть акт творческий, а творчество всегда интимно и не допускает до себя случайные, второстепенные элементы. Израиль подарил миру «Песнь песней», Индия – «Камасутру»2, Рим – «Искусство любви»3. Но чем дальше мы будем продвигаться на север, тем меньше будем находить вообще ЭРОТИЧЕСКОГО в творчестве населяющих его наций. И каким бы существенным это ни казалось, причиною тому является климат. Зима (и холод вообще) как ничто другое заставляет людей жаться друг к другу и обустраивать свой маленький уголок. Здесь эротическое всегда на уровне взгляда, на уровне полуслова; оно не нуждается во внешней стимуляции и религиозном авторитете – оно само по себе, оно всем понятно. Жара слишком телестна, её символ – кровные узы; холод, напротив, заставляет посмотреть вглубь, и его иероглиф – стремящиеся друг к другу души.

Также и у отдельных людей, особенно у женщин. Незамужние и «роковые» наверняка предпочтут лето; семейные и исполненные тихой заботы полюбят зиму.

***

Бог изначально отдал человеку всё. Поэтому глупо ожидать от Него даров. Бог ничего не даёт; Бог просто открывает наши глаза. Я могу попросить: «Господи! Дай мне то-то и то-то». А нужно ли мне это? Если это ЧУЖОЕ, то оно никогда не станет моим, оно со мной несовместимо; а если нужно, то уже давно моё. Достаточно просто увидеть это.

***

Ни одна философская система не вылилась в общественную систему жизни. Платон4 писал «Государство»5, Гитлер – «Майн Кампф», Маркс – «Капитал», Мор – «Утопию»6. Но при этом философия шла своей дорогой, а жизнь – своей. Вся немецкая философия с Кантом, Гегелем, Ницше и Фейербахом7 завершилась Второй мировой войной; вся деятельность древнеримских мудрецов, даже когда они делались наставниками императоров и полководцев, свелась к гибели Рима со всею его культурой; французские философы, начиная с Руссо и Вольтера, породили лишь зверства революций и бессилие перед фашистским режимом. Английская философия явила миру монстра экономики и повернула цивилизацию к технократическому развитию. И наконец вся современная западная философия (экзистенциализм, позитивизм и пр.) стала философией отчуждения. И одна из причин этого в том, что в основе философии лежит необходимость искать формулу мысли, а в основе жизни – простая насущность, выдвигающая на первое место безотчётную убеждённость в своём праве.

***

Из дневника: 12 августа 2003 г

…А вчера во сне меня съела огромная змея, такая огромная, что я в полный рост убрался у неё в пасти. Будто я сидел на какой-то дискотеке, и вдруг все вокруг как-то засуетились, забегали. Сказали, что опять приползла змея и сегодня съест свою очередную жертву. Я не стал суетиться и замер на месте, думая, что если не шевелиться, то она проползёт мимо. Но я ошибся. За спиной я почувствовал её дыхание, и испуганные глаза людей все устремились на меня. В один миг я понял, что мне пришёл конец. Однако я оставался спокоен. «Конец так конец», – подумал я и через секунду оказался у змеи в пасти. Было тепло и влажно, но страха я не испытывал. Напротив, даже интересно было узнать – каково это, умереть. Два огромных зуба пронзили моё тело от плеч и до ног. В глазах потемнело, и, словно на экране телевизора, высветилась совсем неуместная в моём положении надпись: «Арнольд Шварцнеггер»8. Говорят, что за мгновение до смерти перед глазами должна пронестись вся твоя жизнь. А передо мной горела такая вот только странная штука…

***

Всё, что имеет причину – мелочь. Всё самое грандиозное и всё вечное возникает из ничего.

***

Понравилась у Розанова9 мысль о колымаге с клешнями и финтящих девушках. Действительно, сколько человечество сделало усовершенствований за последние века. Станки, компьютеры, автоматы, автомобили. Ради чего? Ради удобства и чтобы было времени отдохнуть побольше. Но смотришь – и ничего-то не изменилось. Спешим, суетимся, не успеваем, морщимся от работы. Разве стало больше свободного времени? Разве жить легче стало? Раньше хоть друг друга замечали, а теперь и это – некогда. Раньше девка пряла на прялке – и всем хватало. А теперь сорок станков за девку – и всё мало. В чём причина? Может, и действительно в том она, что чем больше сделаешь ты, тем больше профинтит он.

***

Нет ценностной разницы между мыслью ВООБЩЕ и мыслью о повседневном. Всё частное в жизни существует в пространстве этого ВООБЩЕ, и во всём, на первый взгляд мелком, глобального всегда одна мера. Есть теория звука, и есть флейта, которая издаёт звук. Есть «Смысл любви» Вл. Соловьёва10 – и есть просто она, та, которую ты теперь любишь.

***

Из дневника: 14 августа 2003 г

В той или иной степени все мы жертвы стереотипов. Я, вполне возможно, тоже оказался такой жертвой. Стереотипы существуют для того, чтобы нам удобнее было жить. Каждый выбирает себе свой стереотип. Выбирает для того, чтобы оправдать свою слабость и защититься от самого себя. Я выбрал стереотип для любви. Читая разные книги, я составил себе представление о том, что настоящая любовь – это нечто недостижимое (по крайней мере для меня). Это должно быть что-то этакое, что-то из ряда вон выходящее. Но так ли это на самом деле? Может быть, дело обстоит проще?

Я ещё раз зашёл внутрь дома. Я смотрел на вещи, и эти вещи вызывали во мне какие-то мысли и чувства. Я ощущал исходящее от них тепло. На крытом балконе стоял мощный телескоп; на столе лежали очки, том Пушкина и ещё много книг, одна из которых была раскрыта. В кабинете, куда вёл вход сразу с балкона, тоже были разбросаны на столе книги; одну из них заложили на последних страницах – это томик Толстого. Комната Э., видимо, располагалась не вверху, как я в начале подумал, а внизу, смежно с кухней. Я так решил, потому что там оказалось больше игрушек, детских книжек и гимнастических снарядов у стены: шведская лестница, кольца, ещё что-то… Внизу темно, потому что ставни закрыты, а свет включить у меня не получилось. Везде чувствовалось присутствие В. И. и Э., а А. Н. как-то затерялась, хотя она журналист и, наверное, должна была себя как-то проявить помимо косметики, которой повсюду имелось в достатке. В доме много хорошо написанных картин, и везде книги. Всё это и вызвало мои мысли о любви. Может быть, она бывает и такой? Такой, как у В. И. и А. Н.? Тихая, спокойная река, уверенно устремлённая в неведомую никому даль. Ведь я совсем не знаю этих людей. Если на любовь распространить слова Конфуция11 – «всё, что истинно, делается легко», – то получается, что не нужны никакие бури и потрясения, никакие выворачивания себя наизнанку. Э. говорила, что мама с папой никогда не ссорятся. А я сказал, разве любящие друг друга могут не ссориться? А вдруг могут?! А вдруг так по-настоящему и должно быть?! Вдруг «милые бранятся – только тешатся» – всего лишь один из тех стереотипов, которыми я себя защищаю?

***

КРАСИВО сказанное не хуже сказанного МУДРО. В чистом виде красивое говорение – музыка; мудрое говорение – философия. И только одна поэзия смогла соединить воедино два противоположных начала. В этом – её уникальность.

***

Поставь человека одного посреди бескрайней, полной смертельного ужаса пустыни – и он весь в этом ужасе растворится, весь потеряет себя. Но построй ему в этом же месте фанерный домик и разукрась его изнутри – и всё примет иной расклад. Появится свой маленький мир, в котором нет страха пустыни. Вот – стены, вот – телевизор, вот – камин… При всём том, что этот фанерный домик, если посмотреть КАК ЕСТЬ, не простоит и минуты. Так в жизни и происходит. И потому не есть ли ИЛЛЮЗИЯ основное условие полноценной жизни, жизни без леденящего душу страха?

***

Я боялся одиночества и темноты и очень любил свою маму. Ещё будучи младенцем я мог заснуть только в том случае, если мама держала меня за руку. Кровать, где спали мои родители, образовывала букву «Г» с моей кроватью, стенки которой состояли из сетки вроде той, что натягивается на футбольные ворота. Сквозь эту сетку я и протягивал свою ручонку. Однажды мама решила пошутить надо мной, и вместо неё мою руку взял папа (я в этот момент уже спал). Каким-то образом я это почувствовал и, проснувшись, закатил слезливую истерику, так что маме больше не захотелось повторять эту шутку.

Когда я подрос, то спал уже на диване в противоположном углу комнаты. За руку меня никто теперь не держал, но темноты и ощущения одиночества я боялся по-прежнему. Поэтому я разработал для себя тактику. Папа после программы «Время» каждый вечер смотрел по телевизору какое-нибудь кино. И я приспособился засыпать за то время, пока шёл фильм и экран телевизора тускло освещал тёмное пространство квартиры. Впрочем, это не всегда удавалось, и потому время от времени (сейчас мне кажется, что это было почти каждый день) я ходил ночевать к своей тёте (все её звали Кокой, хотя крёстной она была только моему брату), которая жила этажом ниже со своей мамой (моей бабушкой Нюней). Мы спали с тётей на одной кровати, а когда в гости к ней приходили мои многочисленные двоюродные сёстры, то было вообще весело, хоть и тесно. Тут страху не было места. Но лишь до того дня, пока не умерла баба Нюня. Мне было страшно теперь даже с Кокой, и я уже навсегда вернулся домой.