– А барки-то и нет, – хмыкнул Карл.

– Куда же она девалась? – удивился Вольфгер. – Барочник всё плакался, что застрял здесь до весны!

– Куда девалась, не знаю, а только нет её. Дело в том, что мне ещё раньше такая мысль в голову приходила, ну я и сходил на пристань. Нет там барки, даже следов не осталось. Обманул вас барочник, ваша милость.

– Да бог с ним, с барочником, – отмахнулся Вольфгер. – А куда тогда?

– Рупрехт, скажи, а есть в Виттенберге колония гномов?

– Нету, – отрицательно помотал головой тот.

– Совсем скверно. Тогда у нас нет выбора: до утра пусть посидит в своей комнате, а утром я схожу к Фуггерам, они что-нибудь придумают.

До сараев добрались без приключений. Карл поставил на крышу гнома, подсадил Вольфгера и передал ему с рук на руки эльфийку, после чего взобрался сам. Влезть в окно, не наделав шума, оказалось гораздо труднее, чем вылезти из него, но всё-таки, порвав кое-где одежду и заработав несколько синяков, они попали в комнату Вольфгера. Карл хотел забросить в окно Кота, но тот укусил оборотня за палец и сбежал.

– Вот дьявольская тварь! – обозлился Карл, облизывая ранку.

– Да ладно тебе, он сегодня нас всех спас, забыл? – сказал Вольфгер.

В комнате их ждала Ута. Не стесняясь присутствия Алаэтэли, Карла и гнома, она бросилась на шею барону и расплакалась.

14 ноября 1524 г.

Вольфгер решил посетить Фуггеров с самого утра, надеясь, что в конторе ещё не будет посетителей. Перед тем как покинуть постоялый двор, он зашёл к гному. Рупрехт сидел, забившись в угол комнаты и зябко обхватив руками плечи. Перед ним лежал обнажённый кинжал. Похоже, до гнома только сейчас по-настоящему дошло, какой опасности он чудом избежал, и его пробрало. Любой громкий звук в коридоре, особенно шаги, повергали его в ужас. Каждый раз гному казалось, что его всё-таки отыскали стражники. Сейчас они отволокут его на рыночную площадь, чтобы на потеху визжащей и улюлюкающей толпы отрубить руку, а потом сжечь богопротивного гнома на костре. Рупрехт решил сражаться за свою жизнь до последнего. Когда в комнату без стука вошла служанка, чтобы сделать обычную утреннюю уборку, несчастный гном чуть не выпрыгнул в окно. Он едва успел спрятать кинжал. Женщина вскоре ушла, а Рупрехт ещё долго не мог прийти в себя.

– Вот что, гноме, – сказал барон, присаживаясь на его постель. – Я сейчас пойду к Фуггерам, там мы будем решать, где тебя лучше спрятать. Потом мы с отцом Ионой пойдём к Лютеру, и вообще, меня целый день не будет дома. Я это к чему? Не вздумай и носа высунуть из этой комнаты, понял? Только до нужного чулана, бегом вдоль стены, и обратно. Не спускайся в общий зал. Проголодаешься – попроси кого-нибудь из наших, чтобы принесли еду сюда. Вчера нам просто сказочно повезло, скажи спасибо Алаэтэли, а во второй раз может и не повезти. И вот тогда… В общем, ты понял.

Гном часто и мелко закивал, его жидкая бородка смешно тряслась. Вольфгеру стало жаль бедолагу. Он подошёл к Рупрехту и хлопнул его по плечу:

– Ну ладно, приятель, не казни себя, со всяким могло случиться. Что было, то прошло. Вытащили мы тебя, и слава богу. Потерпи ещё день-другой, а потом мы из Виттенберга уедем, и ты опять будешь свободен. Ну? Перестань дрожать, говорю тебе! Вино есть? Ну так пей!

– А всё же, к-как он его… – продолжая думать о своём, невпопад пробормотал Рупрехт.

– Кто? Кого? – удивился Вольфгер.

– Как кто? Карл, Ганса…

– Какого ещё Ганса? Тебя что, вчера по голове били? Ты никак заговариваешься? Тогда почему Уте или Алаэтэли не сказал?

– Да нет, не били, – досадливо отмахнулся гном, – и не заговариваюсь я. А Ганс – это бродяга, ну тот, что со мной в камере сидел. Он зимой нарочно стражников дразнил или воровал на рынке по мелочи, чтобы в тепле переночевать. Утром, понятное дело, его все равно бы выгнали, ну дали бы по шее пару раз и всё, взять-то с него нечего, а теперь… – гном шмыгнул носом.