– Ее нет. Она умерла.

– Вы – Филипп? – спросила Вера.

– Да, – удивленно посмотрел на нее мужчина. – А кто вы?

– Мое имя вам ничего не скажет. Я из Москвы, привезла мадам Анне небольшой сувенир. Может, вы пригласите нас в дом? – набралась Вера храбрости.

– Проходите, – после небольшого колебания произнес мужчина и открыл калитку.

Вера с Жаном прошли в сад и пошли по дорожке, отделанной камнем, вдоль которой росли цветы всевозможных расцветок, ярко выделяющиеся на ухоженном зеленом газоне. Они подошли к небольшому двухэтажному дому и остановились перед стеклянной дверью.

Филипп открыл дверь и пропустил их в небольшой коридор, сразу переходящий в просторную гостиную. Около окна стоял большой угловой диван, на котором в беспорядке валялись маленькие вышитые крестом подушки. На журнальном столике красного дерева стояли пепельница, полная окурков, и недопитая бутылка виски. Стены гостиной были оклеены обоями коричнево-золотистых тонов и украшены цветущими геранями в кашпо из макраме. В небольшом простенке между окнами висели с десяток фотографий в деревянных рамках. В центре композиции большая цветная фотография женщины лет пятидесяти. Она сидела немного боком, голова чуть повернута, большие карие глаза глядели прямо на смотрящего, легкая улыбка застыла на губах, а вьющиеся светлые волосы изящно обрамляли все еще красивое лицо.

– Примите наши соболезнования, – тихо сказала Вера, усаживаясь на диван. – А это она? – спросила, указывая глазами на фотографию.

– Да. Тетя сделала эту фотографию в день своего пятидесятилетия, она ей очень нравилась, – сказал Филипп, усаживаясь в кресло напротив гостей.

Он успел достать фужеры и теперь открывал бутылку виски, стоявшую на столе.

– За усопшую! – сказал он, не поднимая глаз.

– Нет, нет! – в один голос воскликнули Вера с Жаном.

– Я за рулем, – пояснил Жан.

– А мне сегодня работать, – уже спокойно сказала Вера.

– Тогда вина, мы ведь должны помянуть тетушку, – сказал Филипп и направился к бару.

Он принес непочатую бутылку «Бургундского» и, ловко открыв ее штопором, налил в фужеры гостей, а себе плеснул виски.

– Светлая память тете Анне, – поднял он бокал.

– От чего она умерла? – спросила Вера, когда, пригубив немного вина, поставила фужер на стол.

– От старости, сердце не выдержало, – усмехнулся Филипп. – Тетка прожила долгую жизнь, столько люди не живут. Шутка ли – девяносто лет! Она всегда следила за здоровьем, благо во Франции для этого есть все условия. Не то что в вашей России, – поддел он Веру.

– У нас тоже много долгожителей, – отпарировала она. – Какой красивый дом, что же теперь с ним будет?

– Продам его. У тетки не было детей, я – единственный наследник.

– А ведь у мадам Анны есть родственники в России, – тихо сказала Вера.– Такие же племянники, как и вы.

– Может быть, – нехотя согласился Филипп, – но все имущество тетя Анна завещала мне. После смерти сестры – моей матери – я единственный, кто о ней заботился.

Он опять налил себе виски и залпом выпил. В это время рукав халата задрался, и Вера успела заметить синяки на руке, какие бывают от уколов. Филипп избегал глядеть в глаза гостей, его явно мучил похмельный синдром.

– А откуда вы знаете Анну? – поднял все-таки на Веру осоловевшие глаза Филипп.

– Я ее не знаю, меня попросили передать презент ее родственники, с которыми она вела переписку.

Вера достала из сумки небольшой сверток и положила на журнальный столик.

– Здесь, наверное, есть письмо? – рассеянно спросил Филипп.

– Не знаю…

Вера неожиданно вспомнила, что забыла письмо в чемодане, но мгновенно решила, что это и к лучшему. Она уже успела оглядеть дом и поняла, что стоит он немало, и естественно, является лакомым кусочком для пьющего и употребляющего наркотики мужчины – в этом у нее уже не было сомнения.