Я инстинктивно, диким взглядом схватился за мордатый портфель. На месте? – да, все еще да. Уж не сходить ли в лобби, к рыжему креслу, и не проверить. Я знаю, как выглядит Иванчук, видел в интернете.

Но было уже не нужно. Форменный Иванчук, страшный Иванчук сам приближался к нашему столику. Что это: подстава? провокация? меня заберут? обольют серной кислотой? зачем я согласился за несуществующий миллион долларов? вон Вуди Аллен десятки гребет ни за что, а я? зачем мне такая жадность?

Приблизившийся банкир, будущий властелин Кубы, не желал обращать на меня никакого внимания. Он подошел к Михаилу и не поздоровался, и не назвал по имени.

– Слушай. Ты помнишь про сто миллионов? И чем скорее, тем лучше.

О как! Уже сто, а не восемьдесят пять!

Михаил выкрутил голову на сто двадцать градусов, чтобы не видеть банкирьи глаза. Отвечал он одним вопросом во влажное дюпоновое пространство.

– Это твой приговор?

– Ты сам приговорил себя. Своим пьянством.

И после жесткой паузы:

– И помни сверх. Ты человек. Обычный человек. Кусок мяса. Обтянутый кожей. И не самой дорогой кожей. Ничего другого.

Иванчук стремительно уходил в круглые двери отеля. В Dupont Circle несколько дверей – одни круглые, другие прямые. И так они странновато устроены, что выходишь в одни – тут же попадаешь в другие. Очень трудно выйти из этого отеля на воздух, особенно в темное время суток.

Михаил чуть не в первый раз смотрел прямо на меня, как в пропасть:

– Ты знаешь, за что они преследуют меня? За то, что я – один порядочный среди них. Я же сам мог стать президентом. Я почти не еврей. Дружил со всеми родными Ельцина. Уж «Первый канал» точно мог украсть. Но честно отработал на них. За то и ненавидят. Человек у них должен быть полным гондоном, таким же, как они.

Я вдруг понял, что уже не полдень давно, а как будто четыре часа. В ноябре – а был искренний ноябрь – в округе Колумбия по четырем часам как раз начинаются сумерки. А сумерки здесь холодные и пустые, люди исчезают в них, как во вмятинах Тихого океана.

– Я пойду, – сказал Михаил. – Ящик односолодового Федор обещал прислать мне в номер. Я буду на девятом этаже. Люкс 917. Двухкомнатный. Они недавно надстроили девятый этаж. Для богатых, не таких, как ты.

Что ж. Я тоже жил когда-то на девятом этаже. Панельного дома, в Вешняках. А богатым так и не стал.

– Портфель я беру?

– Берешь. Там у них в люксах сиреневые стены, сильно успокаивает, говорят.

Я-то поселился в однокомнатном номере 101 со стенами крысиного цвета. Тоже успокаивает, но как-то по-другому.

Да, кстати: если вы, селясь в Dupont Circle, не обладаете запасом алкоголя, вы всегда можете создать его в скромном магазине напротив гостиницы. Он работает до полуночи, а то и всегда. Как называется… Tesco или что-то типа того.

Михаил объяснил мне:

– Я хочу спать и пить три дня и три ночи. Только спать и пить. Только три дня и три ночи, не больше. Потом выйду из номера прямо сюда, и ты сразу получишь аванс.

Он двинулся. Я еще остался, чтобы переварить. Аванс – самое правильное, что бывает в такой ситуации.

Конец ознакомительного фрагмента.