– Больше напоминает свинарник, —

и пока она изучала сиявшие свежими красками выстроившиеся вдоль стены холсты с морскими пейзажами, натюрмортами и обнаженными женщинами с узкими талиями и широкими бедрами, раскинувшимися на кроватях в позах богинь, небрежно махнув по полу веником, Вольдемар швырнул в ящик с красками грязные носки, кеды и трусы, отодвинул ногой стул и, посчитав, что в мастерской прибрано, взъерошив послушно вставшие дыбом волосы, задумавшись, ни с того ни с сего вдруг произнес голосом входящего в роль актера: ”да”, и заверив Марию, что настоящему художнику в мастерской нужна особенная, творческая атмосфера, которая служит источником вдохновения, устремив оценивающий взгляд в зеркало, после недолгой паузы с уверенностью добавив:

– Именно так, —

он умолк, и проводив до калитки Марию, вспомнив о делах, заторопившуюся и пообещавшую сообщить ему позже о своем решении насчет позирования для картины, Вольдемар надел спортивные штаны, набросил на загоревший торс вымазанный красками фартук и, всматриваясь в законченные полотна с закатами над пустынным морем и вызывавшими не меньшее ощущение прекрасного восходами солнца над уютными лазурными бухтами с безлюдными песчаными пляжами и перевернутыми шлюпками на берегу, с головой погрузившись в работу, спустя всего несколько минут он уже не видел ничего, кроме рождавшегося на холсте морского пейзажа с позолоченным рассветом берегом, утонувшим в мареве горизонтом и белевшим среди лазури парусом, одиноким, как человеческое чувство в поиске неуловимого мгновения ускользающей вечности, схваченное интуицией и переданное уверенными мазками еще не высохших на холсте красок, и не заметив, как пролетел день, когда стрелки на часах приближались к пяти, добавив в одном месте колорита, в другом – легких штрихов, Вольдемар еще немного поработал над плиссировкой, и вытирая тряпкой руки, сделав несколько шагов назад, окинув придирчивым взглядом задышавшую воздухом и светом картину, он повторил:

– Да, именно так, —

и было неясно, относились эти слова к картине или он всего лишь хотел еще раз убедиться в правильности принятого им в прошлом месяце решения одному, без жены, которую звали Вероника, уехать в Афродитовку, что осуществить было не так просто, ведь стоило Вольдемару впервые озвучить эту мысль в разговоре с Вероникой, как та, двумя неделями раньше обнаружившая на переднем сиденье машины прилипшие к велюровому ворсу длинные волосы какой-то блондинки, устроила ему сцену, переросшую в жуткий скандал, и с того дня вынужденный запастись терпением, не собираясь отказываться от принятого им решения, Вольдемар все свободное от работы время внушал жене, что его дальнейшая карьера художника, да что там карьера – вся его жизнь, и в том числе материальное благополучие семьи, а значит, и личное благополучие Вероники, зависит от этой выставки, на которой, с учетом площади галерейного зала, необходимо было представить на обозрение взыскательной публики, художественных критиков и телевидения, с которым все уже было заранее оговорено, не менее тридцати новых авторских работ, и, чтобы воплотить в жизнь этот честолюбивый замысел, у него просто нет иного выхода, кроме как, уехав в Крым и сосредоточившись на работе, ни на что не отвлекаясь, написать хотя бы десять новых полотен, но, несмотря на все приведенные Вольдемаром аргументы, которые могли бы убедить даже младенца, продолжая закатывать сцены и настойчиво пытаясь доказать мужу, что в Приазовье, где проживали ее родители, морские пейзажи ничуть не хуже, с той несущественной разницей, что гор нет, но ничего в итоге не добившись от Вольдемара, в ответ с холодной расчетливостью заявившего, что кроме моря ему необходим покой, который она гарантировать ему не может, доведенная до слез Вероника закричала, что в таком случае она не собирается сидеть дома одна и уезжает на отдых к родителям, а Вольдемар, если он хочет разрушить семью, пусть не удивляется обнаружив по возвращении пустую квартиру, и хоть звон от истерических воплей жены еще долго отзывался эхом в ушах Вольдемара, он мог поклясться, что к разводу Вероника морально не готова, и все ее претензии, слезы и громкие фразы – блеф и обычная хитрость, к которой прибегают женщины, и отвезя супругу на вокзал, на следующее утро Вольдемар машиной выехал в направлении Крыма, по дороге не забывая набирать номер Вероники, цедя слова нехотя отвечавшей в трубку чужим голосом, но, так как для себя он уже давно сделал вывод, что искусство требует жертв в прямом смысле, а не в переносном, даже утомительные семейные разборки, отнюдь не добавлявшие вдохновения, не заставили Вольдемара свернуть с избранного им пути, тем более, что иного выхода из создавшегося положения он не видел, и за три недели написав девять картин с оригинальными морскими пейзажами, ни один из которых не повторялся, а это было именно то, к чему он стремился и ради чего пришлось пойти на жесткий конфликт с женой, начав работу над десятой, к вечеру утомившись и сделав перерыв, чтобы дать глазам и спине отдохнуть, Вольдемар прогулялся в супермаркет, и вернувшись с полной сумкой, набитой сыром, ветчиной, колбасой, свежими фруктами, зефиром, халвой и несколькими бутылками сухого красного вина, усевшись в кресло и прикладываясь время от времени к стакану, всматриваясь в готовые к выставке работы, он провел весь оставшийся вечер в глубоких размышлениях, и лишь ближе к ночи, с трудом оторвавшись от кресла, на заплетающихся ногах он добрался до спальни и, не раздеваясь, рухнув на кровать и что-то промычав, через минуту заснул, и проснувшись в девять утра с тяжелой от похмелья головой, до обеда он не подходил к мольберту – выпитые вчера три бутылки вина давали о себе знать, и лишь во второй половине дня почувствовав облегчение, вспомнив о давнем желании поработать на натуре, быстро собравшись, он сел в машину, и не прошло получаса, как он устанавливал этюдник на безлюдной галечной косе, и взявшись за дело – первые же мазки удачно легли на холст, бросая полный вдохновения и поиска взгляд то на заходящее в позолоченном воздухе солнце, то на пустынный берег, Вольдемар уже заканчивал пейзаж, в котором оставалось устранить незначительные погрешности, как вдруг, услышав звук подъехавшей машины, оглянувшись на припарковавшийся неподалеку желтый «Мерседес», он увидел одетого в брюки и футболку высокого роста жгучего брюнета лет сорока, местного жителя, во внешности которого угадывалось что-то восточное, вежливо поздоровавшись с художником, представившегося: