Один из этих воспитанников, профессор Александр Суворов посвятил свою жизнь психологическим и педагогическим исследованиям. И, подобно Эмилии Леонгард, он видит, насколько методы, которыми воспитывали его самого, актуальны для решения проблем массовой педагогики. Компенсация социальной и культурной дезориентированности сотен тысяч современных детей требует, на его взгляд, той же логики педагогической помощи, как и отсутствие зрительного и слухового восприятия у малышей-инвалидов. Они нуждаются в одном и том же: в движении от прозябания к нормальной человеческой жизни.

У Эмилии Леонгард есть педагогические единомышленники, занятые обычными детьми и обычной школой для них. Много лет они сотрудничали с Евгением Шулешко (у них был даже общий методист – Елена Георгиевна Самсонова); во многом созвучен им опыт Шалвы Амонашвили.

Открытия, совершённые этим тремя людьми, сопоставимы и в своей значимости, и по близости решений, и опорой на общие ценности, на схожее понимания законов детской жизни, на оценку возможной роли взрослого среди детей… По большому счёту можно сказать, что система Леонгард, система Шулешко и система Амонашвили – это одна система, лишь по-разному развёрнутая к разным обстоятельствам.

Но как только мы переходим в измерения обычной школы, так предмет открытий становится вроде бы куда менее очевидным.

Ведь наиболее частое обывательское ожидание от педагогических экспериментов – это ожидание невиданных эффектов; то, как из детей делают вундеркиндов, как научают их небывалым способностям, за счёт которых они то ли соревнуются с компьютерами в скорости исчислений, то ли стремительно прогрызают себе дорогу на социальный верх.

Здесь же получается, что предметом великих педагогических открытий служат не сверхъестественные способности – а восстановление человеческой нормальности. То есть то, что в мире происходило многократно, чего в том или ином частном случае достигали когда осознанно, чаще интуитивно.

Нормальности – то есть умения вслушиваться и слышать, вчитываться и понимать, вглядываться и восхищаться. Способности к осознанию явлений мира и своему выбору пути в нём. Доверию к миру и вере в себя. Наконец, личному праву быть не утрамбованным в массовое сознание – а обрести собственную судьбой, полную смысла и значения.

Той нормальности, относительно которой мы уже цитировали Бориса Братуся, утверждающего, что «нравственная ориентация составляет суть, путеводную нить нормального развития, является критерием и отражением личностного здоровья… А центральной, системообразующей характеристикой человека является его способ отношения к другому человеку».

Такова направленность тех великих открытий, которым посвящена эта книга. Открытий, созревших к восьмидесятым годам и выплеснувшимся широкой волной в их завершении.

Они переворачивают наши представления – хотя за ними очерчивается всего лишь возможность нормальной школы. Школы для всех, где судьбы детей не используются в качестве сырья для функционирования образовательной машины. Школы, где умеют учить, не калеча.

1996–2005

Эту часть книги можно было бы назвать «после Шаталова». Речь идёт не о его последователях, а о людях, с разных сторон и по-разному подошедших к решению «шаталовских» задач: «как учить и научить всех» и «как превратить опыт обучения в точку опору в жизни».

Известно злоключение с термином «педагоги-новаторы». Его ввели в оборот, желая подчеркнуть уникальность авторов выдающихся открытий – а в каждом районе принялись составлять списки своих новаторов. Сколько не объясняли, что так нельзя – без толку. Но стоит ли сетовать на недалёкость энтузиастов из роно? Они расслышали слово именно так, как оно в советском языке и установлено. Новаторство – дело массовое, новаторов и должны быть тысячи.