Она погибла, когда ей было три года. Глупо, по недосмотру – попала под маршрутку, когда та сдавала задним ходом.

Это я узнал из местных новостей и сплетен, во время очередного отпуска.

Мама тогда начала сильно пить. Новый муж потерял к ней интерес, но продолжал какое-то время содержать. А потом его застрелили, в двухтысячном, за год до моего выпуска.

Какое-то время мама ещё держалась, распродавая доставшиеся от мужа вещи и дома с квартирами. Однако же продолжала пить.

Зная об этом, я даже рискнул с ней встретиться. Посидели мы тогда, поговорили за жизнь. Душевно, спокойно – но как совершенно чужие люди. И всё же я предложил свою помощь. Нельзя сказать, что тогда у меня было достаточно возможностей – но кое-что я уже умел и помочь бы смог. Вот только она пропала без вести. Где-то через месяц после нашей единственной за много лет встречи.

– Саш… как там у вас вообще? Точно всё в порядке? – обеспокоенно спросил отец.

– Да отлично всё, пап, – ответил я, улыбнувшись. – Правда!

– Просто у тебя взгляд был такой… замученный.

– Устал просто, сейчас «комок» замочу и пойду на боковую, – ответил я. – Кстати! Дай будильник, пожалуйста – мне завтра полседьмого вставать. С наручных могу не услышать, тихие они.

– Вот те раз! А я думал ты до воскресенья! – удивился отец.

– Я до воскресенья. Просто дела есть.

Отец встал и ушёл в свою комнату, чтобы через минуту вернуться с будильником: китайской диковиной из чёрного пластика с хрипящим динамиком, который голосом, на русском, говорил время, если нажать на большую клавишу сверху. Когда-то эта штуковина казалось верхом технологий. Отец подарил мне его на день рождения, по моей большой просьбе.

– Вот же, – сказал он. – Забыл?

– Не-е-т, помню! – возразил я, принимая будильник из его рук.

И тут я вдруг осознал, что моя сводная сестра здесь, в этом времени, ещё жива! Несчастье случиться в зимой, в январе. Значит, ещё есть достаточно времени для того, чтобы всё изменить.

Отец достал сигарету из начатой пачки «Родопи» и собрался закурить. Помню, что сам даже в тяжелые времена такой пакостью брезговал.

– Пап, не надо, – попросил я.

– Что? – удивился отец, замерев с зажигалкой в руке.

– Курить. Можно не надо, а?

Отец с удивлением отложил сигарету.

– Ты что же, сам не куришь больше? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – И ты не будешь.

– Ну, мне-то бросать уже точно поздно, – рассмеялся он. – Да и потом, говорят, от резкого бросания, наоборот, можно здоровье угробить.

– Кто говорит? – спросил я.

– Люди. И врачи вроде бы. У нас в гарнизоне был такой хирург, который…

– Шарлатан, – отрезал я.

– Что-то ты больно резкий стал.

– Пап, тебе придётся работу поменять, – сказал я.

Отец грустно вздохнул.

– Мы же обсуждали это. Мог бы – поменял бы уже. Но нет сейчас работы нормальной. Просто нет. А в торгаши ну не умею я.

– Найдётся, – уверенно ответил я.

– Вот если найдётся – тогда брошу, – упрямо ответил отец и запалил сигарету.

Я убрал тарелки, вымыл посуду и пошёл замачивать «комок».

Перед тем, как лечь спать, я зашёл в общую комнату. Отец всё ещё сидел здесь, допивая остатки чая, который принёс из кухни.

Какое тут всё было знакомое и чужое одновременно! Обязательная советская «стенка» – набор стандартных шкафов, ковёр на противоположной стене. Ещё совсем недавно, по меркам девяностых, всё это было признаком благополучия.

– Спокойной ночи, пап, – сказал я.

– Спокойной ночи, – ответил отец. – Я ещё свой старый будильник завёл. Так, на всякий случай. Надолго у тебя дело-то с утра?

– Не знаю пока, – я пожал плечами.

– Ну, если что, приходи пораньше. Будем драники делать.