Я проснулся сразу. Услышал, как поднялся со своей кровати Вова. Некоторое время он колебался, потом всё-таки тронул меня за ногу и прошептал: «Подъём!» То же самое он сделал с посапывающим на соседней кровати Саней.

Взяв один из ножей, я занял позицию справа от двери, но так, чтобы меня полотном не прихлопнуло, если кто-то вздумал бы её ломать с ноги.

Саня занял позицию за Вовой, в тени вешалки.

– Шта треба? – спросил Вова.

– Добро вече, – ответили из-за двери, – ледиз? Ледиз треба?

– Походу, б***ей предлагают… – тихо сказал Саня.

– Угу, – кивнул Вова, выжидательно глядя на меня.

– Что? – прошептал я. – Нет, конечно! Категорически! Вы чего?

– Нема потребе! – с явным сожалением в голосе ответил Вова.

– Стварно ние потребно? Веома лепе!

– Нема потребе! – увереннее повторил Вова.

И тут бахнуло. Дверь отлетела, зашатавшись на петлях, а в комнату влетело сразу трое боевиков.

С нападавшими мы справились достаточно легко. Возникло впечатление, что они рассчитывали только на неожиданность, потому что подготовка у них была совершенно никакая. И это меня обрадовало: значит, про нас мало знали. Окончательно расслабляться не следовало – но, похоже, в этот раз нас решили «слить» где-то на месте. Отсюда и отношение такое: чего ждать от трёх курсантов из мажорского вуза?

Свою ошибку боевики осознали очень быстро и почти не сопротивлялись, к счастью для них. Так что погибших не было. Собственно, и пострадали они не особо сильно – если не считать одной сломанной руки и одной отрезанной фаланги пальца.

К тому же, фаланга была отрезана не во время самой схватки, а чуть позже, при допросе, чтобы показать серьёзность намерений.

Когда все трое были надёжно привязаны к широкому деревянному основанию одной из кроватей, я сел напротив них для допроса. Переводил Вова.

Первому боевику – самому здоровому из всех – я вытащил повязку, которая играла роль кляпа, и задал первый вопрос:

– Имя? Откуда сам?

В ответ он прошипел что-то то ли про пичку, то ли про пикчу. Вова ухмыльнулся и сообщил, что субъект грязно ругается. Вот тогда-то он и лишился фаланги безымянного пальца на правой руке. Той самой, которой он держал единственный огнестрел, который был у них во время нападения – «Беретту», похоже, военного образца. Не исключено, «позаимствованной» из американских запасов.

Чтобы боевик не шумел, пришлось снова заткнуть его повязкой.

После этого я обратился к следующему. Это был худощавый долговязый парень, лет двадцати пяти, блондинистый, с нечёсаными патлами и блестящими карими глазами.

Он оказался куда более коммуникабельным.

– Златан, Сараево, – ответил он на вопрос про имя и адрес проживания.

– Зачем в Углевик приехал? – спросил я.

– Появилась возможность подзаработать, – сказал он. – Предложили хорошие деньги за пустяковый заказ.

– Ты наёмник? – спросил я.

Парень замялся, косясь на соседа: мужика лет сорока, бритого на лысо. Только теперь я заметил, что у них есть что-то общее в чертах лица. Хмыкнув, я засунул кляп молодому на место, и открыл рот лысому.

– Что, сына на дело потащил? Натаскивать? – сходу спросил я.

Я ожидал, что он начнёт гонор проявлять – тут бы появился хороший повод надавить как следует, чтобы, так сказать, ускорить общение. Но нет: мужик вздохнул и опустил взгляд.

– Отпустите его. Расскажу всё, что знаю, – сказал он.

Боевик, которому оттяпали фалангу, что-то гукнул из-под повязки и попытался толкнуть мужика бедром. Тот только отмахнулся.

– Успокойся, Лазар, – сказал он, обращаясь к подельнику. – Видишь, чем закончилось… я говорил не стоит брать Златана… теперь выхода нет. Нам-то уже всё равно, а его хочу за информацию выкупить. Так что пихайся-не пихайся, а выхода у меня другого нет…