Но сообщение между двумя частями города существовало и было достаточно активным. Да, были полицейские посты, с вооружёнными сотрудниками, но они проверяли поток сильно выборочно. А так, в целом, кругом продолжалась самая обычная мирная жизнь. Будто бы край до конца не поверил, что война уже идёт, и все беды только начинаются.

Мы остановились в довольно приличной гостинице, которая называлась «Северный город». Первые дни прошли спокойно: как я и предполагал, никто в крае нас не преследовал, по крайней мере, в открытую.

Впрочем, это не значит, что наше прибытие осталось незамеченным. Чуть ли не с первых часов я засёк слежку: какие-то неприметные личности норовили следовать за нами, по кафанам и магазинам. Судя по всему, профессионалы – засечь их было не так уж просто. К тому же, они менялись.

К нам присматривались. А мы изучали город и край.

Много интересного удалось почерпнуть из простых уличных разговоров местных жителей. Я сербским пока что не владел – но Вова и Саня специально гуляли по людным местам, прислушиваясь, о чём говорят люди.

Слухи ходили самые разные: и что албанцы из УЧК готовят провокации с использованием химического оружия, чтобы обратиться в ООН за поддержкой, и что Милошевич пытается договориться с Западом, сделав льготные, безналоговые концессии для сырьевых компаний.

Второе обстоятельство особенно волновало жителей городка: рядом находился крупный полиметаллический рудник Трепча, то стабильной работы которого во многом зависело их благополучие. Люди были убеждены, что американский финансист Сорос через свои структуры уже несколько раз пытался получить контроль над этим активом, но каждый раз правительство Югославии блокировало сделки. Предполагалось, что напряжённость в крае связана со сложностями у американского капитала.

Встречалось и мнение, что Милошевич сам провоцировал напряжение, чтобы сузить права автономии края, пропихивая собственные финансовые интересы в ущерб местным элитам. И что, вроде как, он сам «натравил» стихийные полувоенные формирования на албанские поселения в тех района, которые были особенно «строптивыми».

При этом никаких пунктов приёма добровольцев под флагом четников в городке не наблюдалось. По крайней мере, в открытом виде.

Зато было очень много иностранных журналистов, некоторые из которых, судя по всему, были не совсем журналистами. Из-за них цены в местных кафанах довольно заметно превышали средние по Сербии.

Причём вся эта иностранная тусовка старалась держаться в северной, сербской части города, избегая южную даже в случае прямой необходимости. Например, тогда, когда там происходило что-то интересное: потасовки местных или нападение на полицию.

Я остро жалел, что из Универа не удалось «вытащить» спеца со знанием албанского, хотя на год старше, на параллельном курсе «Запада», была такая группа. Тут руководство ГРУ почему-то встало в позу, ни в какую не желая распространять эту практику на факультеты, которые находились вне поля их прямого влияния. Конечно, и это сопротивление можно было преодолеть – но тогда прощай моя тщательно выстроенная маскировка «естественной» командировки.

Впрочем, это было проблемой только в плане получения информации от подслушивания. Так-то большинство албанцев края прекрасно владели сербским.

На южную сторону города я прогулялся лишь однажды, на второй день. Специально пошёл один, чтобы не привлекать внимания. С собой взял «Беретту», отжатую у несостоявшихся грабителей, и выключенный китайский сотовый. Так, на всякий случай.

Наша гостиница стояла недалеко от улицы короля Петра Первого. Когда я увидел табличку с названием впервые удивился, решив, что сербы улицы называют в честь правителя России, и только потом сообразил, что король – это вовсе не император.