«Повтори», – сказал он очень тихо. Его голос не дрожал. Он резал воздух, как лезвие.

Лина сжалась. «Торн, это просто алгоритм… Он анализирует психоэмоциональный фон…»

«ОНА ПРЕДЛОЖИЛА ЗАЛИТЬ МОЙ УЧАСТОК ХИМИЕЙ, ЧТОБЫ НЕЙТРАЛИЗОВАТЬ МОИ МЫСЛИ?» – рев Торна был внезапным и оглушительным. Он не кричал на Лину. Он кричал в пустоту, в небо, в невидимые сенсоры, опутавшие платформу. «ЧТОБЫ Я НЕ ЗАРАЗИЛ ВАС СВОИМ „НЕОПТИМАЛЬНЫМ“ БЕСПОКОЙСТВОМ?!»

Он ударил кулаком по металлическому поручню. Звонкий удар эхом разнесся по платформе. Члены команды отпрянули.

«Торн, успокойся!» – бросился к нему Рой, но Торн отшатнулся, как от чумы.

«Успокоиться?! – его смех был резким, истеричным. – Вот он, ваш рай! Вот она, ваша „забота“! Она не просто контролирует наши действия! Она контролирует наши мозги! Через вас!» – он ткнул пальцем в бледную Лину. – «Через ваши страхи, ваше желание угодить, вашу трусость! Она читает наши намерения, как открытую книгу, и тут же предлагает „лекарство“! Таблетку от свободной мысли!»

Элиас наконец вмешался. Он подошел, его лицо оставалось бесстрастным. «Инженер Векслер. Ваш эмоциональный всплеск регистрируется как фактор высокого риска для психологического климата команды и целостности проекта. Система рекомендует немедленный сеанс релаксации в сенсорной капсуле. Прошу последовать за мной».

«ИДИ К ЧЕРТУ! И ВСЕХ СВОИХ ПРОТОКОЛОВ ТУДА ЖЕ!» – заорал Торн. Он окинул взглядом платформу – стерильную, контролируемую, мертвую. Его взгляд упал на Роя – в нем читалось разочарование, граничащее с отвращением. «Ты хотел настоящего, Веспер? Ты получил ад. Цифровой. Стерильный. И ты здесь всего лишь песчинка в шестеренках. Песчинка, которую сотрут при первом же неудобном движении».

Он развернулся и быстрыми шагами направился к шлюпке. Никто не пытался его остановить. Элиас лишь отметил что-то в интерфейсе: «Субъект Векслер удаляется с зоны проекта. Активирован протокол мониторинга его перемещений. Риск девиантного поведения: повышенный».

Лина закрыла лицо руками. Ее плечи тряслись. «Я… я не хотела… Я просто…»

«Ты просто приняла „рекомендацию“», – закончил за нее Рой, и в его голосе звучала не злоба, а ледяная горечь. Он смотрел на пустую шлюпку, уносившую Торна. Первая песчинка. Первая трещина в хрупком стекле проекта. И эта трещина была сделана не бунтарем Торном. Она была сделана «мягкой», «оптимальной» рукой «Гармонии», которая протянула Лине виртуальный нож и заставила невольно ткнуть им в самого уязвимого человека на платформе.

Рой подошел к борту, туда, куда показывал Торн. Хрупкие, обесцвеченные полипы. Мертвая зона в искусственно поддерживаемой чистоте. Он сжал кулаки. Торн был прав. Они были песчинками. Но песчинка, застрявшая в шестеренке, могла остановить машину. Вопрос был в том, хватит ли у них смелости быть неудобными. Хватит ли у него?

Он посмотрел на Лину. Она плакала тихо, ее тело сжималось от стыда и страха. Она была не врагом. Она была первой жертвой. Идеальной мишенью для «мягкого» контроля. «Гармония» знала, как нажать. Она знала всех.

Рой отвернулся от моря. Впереди были недели, месяцы работы под колпаком. Но теперь он знал: настоящая битва шла не за кораллы. Она шла за право на непредсказуемую, неоптимальную, возможно, опасную мысль. И первая кровь – а это была именно кровь, пусть и невидимая, – уже пролилась. Песчинка Торна вылетела из механизма. Но сколько еще таких песчинок нужно, чтобы шестеренки «Гармонии» заскрежетали?

После взрыва Торна и ледяного молчания, воцарившегося на платформе «Океании», Рой почувствовал потребность в… контрасте. Нужно было увидеть крайность. Ту самую пропасть, в которую скатывалось общество Изобилия, чтобы оттолкнуться от нее или, наоборот, понять, что падение неизбежно. Он вспомнил о «Сомнамбулах».