– Я отвечу, что она должна быть весьма убедительная, иначе это уловка.

– Знал ли ты, что кто-то из Песчаного дворца ведет переписку с Баркамом?

– Я другого и не ожидал. Сиру окружают враги. Она хочет быть уверенной, что Баркам не ударит ей в спину.

– Нет. Я подозреваю, что письма посылает Пашанг. Предлагает сделать шахом моего брата, принца Фариса.

Мне потребовалось время это обдумать. Почему Пашанг, рисковавший всем ради свержения Селуков, предлагает опять посадить на трон одного из них?

– В смысле только для вида?

– Именно. Понимаешь, им трудно править Кандбаджаром. И неудивительно – провонявшие лошадиным навозом варвары ничего не знают об управлении городом. Все визири, которые служили в меджлисе, бежали, не осталось ни одного, кто был бы способен решать каждодневные задачи Жемчужины городов. Процветает воровство. На базаре даже масла оливкового не купить. Зерна почти нет, и они не знают, как распорядиться той малостью, что осталась. Они даже не понимают, как рассчитывать время работы дамб, контролирующих разлив. Вограс вышел из берегов, залил земли крестьян и городские кварталы. – Кярс вздохнул. – Я только радовался бы их неудачам, если бы от них не страдали простые люди.

– Значит… они хотят продемонстрировать принца Фариса, показать, что прежний порядок все еще существует, и тем самым надеются заманить обратно старых визирей и управляющих.

– Верно. И боюсь, Баркам согласится, просто ради возвращения своих владений в Кандбаджаре. Знаешь, что еще? Они посылали письма и моим двоюродным брату и сестре. Напомнили, как я мучил и обезглавил дядю Мансура. Подстрекали их напасть на меня. А за это обещали отдать семье Мансура все прежние земли силгизов и йотридов на севере. – Кярс поднялся и задрал кафтан, показав повязку на животе. – Если бы тот кинжал был отравлен, я в самом деле лежал бы сейчас в холодной могиле.

Я ссутулился, осмысливая эти угрозы.

– Я не вижу, что даст любая альтернатива, кроме новых кинжалов, которые в следующий раз будут отравленными.

– Они пообещали, что дадут мне спокойно дожить мой век в Сирме, при дворе шаха Мурада. Что они не придут за мной, если я отрекусь.

Путь труса. Я в ярости покачал головой. У меня оставалась еще одна дерзкая идея – возможно, лучшая: убедить Кярса в том, что встать на путь войны предпочтительнее, чем бежать.

– Ты говорил, что хочешь править страной. Ты и правда хочешь?

Кярс нерешительно кивнул.

– Я должен услышать эти слова. И мне нужно слышать в них твое сердце.

– Я хочу править, Кева. Но почему никто больше не думает о народе? Разве его благополучие не важнее всего? Отец всегда говорил, что Лат посадила нас на трон, чтобы мы обеспечивали процветание людей, а не собственное. Так если есть способ обеспечить мир без меня на троне, способ, при котором не прольется океан крови, – разве это не лучше?

– Нет, не лучше, потому что ты Селук и законный шах. Ты оставишь свой народ на милость тиранов, силгизов и йотридов, отступников и еретиков. На зло. Пусть у тебя теперь нет Мервы и Кандбаджара или городов на побережье Юнаньского моря, но остается этот город, самый священный из всех. У тебя есть Зелтурия. Пусть здесь будет и твой престол. Правь здесь, как когда-то святой Хисти.

Он поднял голову и, кажется, удивился. Хорошо. Наконец-то мне удалось до него достучаться.

– А что скажут на это Апостолы Хисти?

– Я так скажу – их мнение совершенно не важно. Проведи семь тысяч гулямов через южный проход в сердце города. Объяви Зелтурию на время своей резиденцией. Гарантирую, что никто и пальцем не пошевелит, чтобы тебе помешать.