– То есть, тебе плевать на то, что я знаю твое имя?

– Уффф, – чудовище устало закатило глаза. – Ничего-то ты не знаешь.

– То есть, ты не Deal? – вот тут я действительно испугался. Между подвластным и самовольным демоном есть существенная разница.

– Нет, Deal – не мое имя. Я выдумал его и называюсь им, чтобы скрыть настоящее, – ответил монстр.

– А какое имя настоящее? – ляпнул я, не особо хорошо соображая – аромат чудовища плохо сказывался на моих умственных способностях.

– Так я и сказал, – невесело усмехнулся демон. – Счастливо оставаться.

– Укроп! – когда псевдоДело начал исчезать и его запах немного рассеялся, меня осенило. Конечно же, это был запах укропа! Просто никогда прежде мне не случалось нюхать его в таком количестве.

– Что ты сказал?! – демон снова материализовался в полный рост.

– Dial! – торжествующе воскликнул я.

– Извини, послышалось, – успокоился демон.

– То есть, Dill! – последнее слово, острое, как сюрикен текстовой сноски, заточенной мастером словарного ниндзютсу, я метнул точно в цель, пусть со второй попытки, но вспомнив, как «укроп» будет по-английски.

– Черт, – ругнулся монстр. – Да, ты прав, я Dill.

– Теперь тебе придется исчезнуть! – ликовал я.

– Похоже на то, – вздохнул демон.

– Только прежде, чем сдуешься, поясни – в чем прикол этого каламбура Deal-Dill.

– А тебе понравилось бы, зови тебя лопухом или недотепой? Так эти уроды используют мое имя в этом унизительном смысле! – ответило чудовище. – Вот и пришлось придумывать что-то созвучное.

– Значит, на самом деле никаких дел не существует, а есть только укроп, которому не нравится, что в английском языке укропом называют не только траву, но еще и лохов? – я поразился детсадовской мотивации демона.

– Ну, ты, конечно, упрощаешь, но примерно, в общих чертах…

– А меня Сашей зовут. В детстве дразнили Сашка-какашка, типа poo или shit. Так мне что, надо было обозваться, я не знаю, Здрждлом и внушить всем, что они должны заниматься здрждлонизмом, чтобы у них из-за здрждлонизма времени не оставалось на остроумные рифмы?! – гневно воскликнул я.

– Э… ты не растительный демон, – выкрутился Укроп.

– Ладно, вали из моей ванной и делай что хочешь, лузер штопаный, – отмахнулся я.

– То есть, мне можно не того… не самоликвидироваться? – робко спросил Укроп.

– С глаз моих исчезни, ничтожество, – пояснил я. Эту просьбу демон выполнил поспешно.

Пусть каждый решает сам для себя, но я как не считал себя говном из-за глупых дразнилок, ровно также не собираюсь тратить жизнь на занятия какой-то выдумкой закомплексованной травы-переростка. Уж лучше я буду писать стихи и любить тебя.

Эзоп писал, что все счастливые страны счастливы одинаково, в то время как каждая несчастливая страна несчастлива одним ей ведомым образом. К сожалению, у меня нет возможности вступить в диалог непосредственно с уважаемым господином Эзопом, не то я бы в глаза высказал ему все, что думаю о его «афоризме». Ему-то, коротавшему свой век в солнечной Греции под сенью смоковниц и оливковых деревьев, конечно же, сам Господь велел рассуждать на тему географического счастья. Посмотрел бы я на него, уродись он в Дании – на этом скалистом вымороженном куске суши, облюбованном викингами разве что в силу их всезатмевающего скудоумия. Послушал бы я, какие басни слагал бы он своим Эзоповым языком в июльскую «жару» при плюс пятнадцати – и это максимум – градусах. Однако ничего говорить об этом не стану. Скажу лишь, что не о счастье столь голословно рассуждал бы Эзоп, а, вероятнее всего, умер во младенчестве, лишился бы рассудка в юности или в зрелом возрасте умертвил бы себя ядом или через самостоятельное повешение.