– Ну все, это тупик. Видимо дом снесли, и мы никогда не узнаем, где он жил, – расстроилась Кира и отвернулась к окну.

Ей так хотелось найти потомков этих людей и отдать им письма. А еще круче было бы найти настоящий клад.

– И что, больше ничего полезного в письмах нет?

– По большому счету, нет. Там еще упоминается, что у нее туберкулез, и он бабушкины драгоценности припрятал именно для того, чтобы всем вместе перебраться жить в Крым, где ей будет легче.

– Интересно, где можно спрятать целый сундук с сокровищами, чтобы его никто за сто лет не нашел?

– А кто тебе сказал, что это сундук? – удивился Кирилл.

– Ну, а как же? Если бабушкины драгоценности, то в сундуке. На худой конец, в большой шкатулке.

– Почему ты вообще решила, что шкатулка должна быть большой?

– В большую шкатулку больше помешается, чем в маленькую. А если они хотели уехать жить в Крым, значит, хотели купить дом. А дом приличных денег стоит. Получается, что шкатулка должна быть большой.

– Не получается.

– В каком смысле?

– В прямом. Поясню свою мысль на примере. Фирму Картье знаешь?

– Наслышана. Вроде, часы выпускают.

– Не только. Еще и ювелирные украшения. Так вот, в 1917 году Луи Картье предложил сделку миллионеру Мортону Планту – он отдаст ожерелье всего лишь из двух ниток жемчуга в обмен на пятиэтажный особняк в стиле Ренессанс на углу 5-й Авеню и 52-ой улицы в Нью-Йорке. И Плант согласился. В этом здании до сих пор находится бутик фирмы Картье. Так что, шкатулочка может быть и маленькой.

– Мда. Идиот этот Плант. Ладно, такая версия принимается, как жизнеспособная. Но это мало что нам дает.

– Вернее, пока ничего.

– Какая, в принципе, разница – большая шкатулка или маленькая, если мы дома найти не можем?

– А архитекторы на что? – удивился Кузьмич.

Алла, как обычно, встала раньше остальных. К тому времени, как проснулась сестра, она уже успела приготовить завтрак, погладить для нее и племянницы несколько вещей, полить цветы и собраться на работу. Мила вошла на кухню ленивой, чуть шаркающей походкой, сладко потягиваясь, как кошка. Опустившись на стул, она потянула носом.

– Что у нас сегодня, сырники?

– Да. Бери сама.

– Угу, – кивнула головой Мила, но не пошевелилась.

– Как там у тебя дела с Ильей? – поинтересовалась Алла, бросая вещи в сумку.

– Все, как обычно, – зевнула сестра. – Вырвался от своей мегеры в командировку. Меня, естественно, берет с собой.

– Он от жены собирается уходить или нет? Сколько времени он уже раскачивается.

– Ты такая странная. Он же тряпка и подкаблучник. Ныть будет долго и усердно, но ничего делать не будет. Его даже друзья называют «нельзя жалеть».

– Так пугни его, что бросишь его, если не решится.

– Не хочу я его заставлять. Да и замуж за него не хочу.

– Послал же Господь в сестры дуру! – воскликнула в сердцах Алла, грохнув о стол чашкой. – Я же тебе тысячу раз объясняла, что для нас это единственный способ вырваться из этого клоповника. Ты бы хоть об Варе подумала!

Алла, сколько себя помнила, все время заботилась о сестре. Сначала родители оставляли ее за старшую, когда уходили куда-нибудь по вечерам, и тогда ей приходилось пятилетнюю Милу самой купать, кормить и укладывать спать, хотя ей самой в то время было только 10 лет. Но когда Алле было двенадцать, из семьи ушел отец, и тогда присмотр за сестрой стал ее прямой обязанностью, да и не только это. Матери приходилось очень тяжело, она работала на двух работах, да еще пыталась подрабатывать по выходным. Старшая дочь, несмотря на свой возраст, все понимала и старалась помочь всем, чем могла. Несмотря на то, что она отводила и забирала Милу из школы, делала с ней уроки, ходила в магазин и убиралась в квартире, Алла училась хорошо и по окончании школы поступила в медицинский институт. В принципе, это было не удивительно. Родители Аллы и Милы дали им из своего хромосомного набора поровну – одной ум, другой красоту. Алла – с нескладной фигурой, грубыми, но какими-то смазанными чертами лица, тусклыми и реденькими волосами – не пользовалась у молодых людей успехом. Тем более, она была очень умна. Это их отталкивало еще больше. Она прекрасно отдавала себе отчет, что на бурную личную жизнь рассчитывать не приходится, относилась к этому философски и, вместо того, чтобы по вечерам бегать на свидания, сидела за учебниками. Мила была полной ее противоположностью. Уже в 14 – 15 лет она знала, что обладает соблазнительной внешностью. Ростом она, пожалуй, была низковата, зато сложена была идеально. Но это было не самое главное ее достоинство. Милино лицо сложно было назвать красивым в классическом смысле этого слова, но широко поставленные глаза, высокий чистый выпуклый лоб и остренький подбородок делали его очень притягательным за счет своей детскости, которая с возрастом не проходила. Иногда сестры вместе подходили к зеркалу и рассматривали свои отражения.