Люди смотрят друг на друга, с улыбкой подмечая черты, что раньше прятались в глубинах далеких, незнакомых сердец. Все в глазах, все прямо на ладони, а разговоры похожи на загадки, где неизвестен ответ никому совершенно.

Художник размеренно ведет карандашом по листу, высматривая в проходящих тех самых, что восполнят пробелы в картине. Поодаль смеются дети, пытаясь подражать. Ученик… Он старателен, отличен от учителя. Цель его жива, неподвижна, идеальна в воплощении своем.

А люди? Они ведь другие. Их далекая спешка холодна и величественна. Взгляд так задумчив, направлен в себя; он ищет ответы, примечая только себя и упуская моменты, что видит художник.

И ученик отошел от других таких же мальцов, присел рядом с наставником и говорит: «Учитель, зачем все деревья? Могут они быть живее людей?»

– Могут, – тихо шепчет учитель, пропуская еще одного. – Люди вечно сбегают, ищут что-то в себе, не видя подвоха, спуская на ветер прекрасное вдруг.

– Учитель, а что же деревья? Ведь разве они не навечно в себе?

– Навечно, – растерянно внутренне плачет в ответ. – Но разве не видишь? их вечность на наш краткий век напоказ.

– Учитель, а как же молчанье? – не унимался все ученик. – Ведь так безнадежно общение на бесконечно немом языке.

Художник улыбкой ответ свой подал, ни единого звука при этом не издав. Молчанье – вдохновенья источник того, кто слышит слово во взгляде таком, что перехватит дыханье мгновенно, будто не было его никогда. Там есть надежда и сладость, когда не останется вдруг ничего.

Ребенок сидит и не видит препятствий, тоже глядит в лица людей, что друг на друга странно похожи. Они смотрят вперед, холодно, грустно, будто на свете есть только ложь и странная темная нега.

Солнце тянулось к зениту как будто бы вечность. Ветер начал резко теплеть. И люди грустнели все больше и больше, словно бы было, о чем погрустить. Художник смотрел так внимательно, сильно, в поисках новой волны ощущений, в поисках силы взгляда и его глубины.

Ученик одиноко смотрел на прохожих, не зная, что ему отыскать: ведь и деревья жутко похожи на таких же погрустневших людей. Холод в листве и жар от деревьев, будто бы взгляды чужие где-то вдали. Нет на свете ничего элегантнее профессиональной такой тишины.

Вдруг словно вспышка: яркий взгляд смотрит неподалеку на лист, ждет, когда солнце лучами коснется на бис карандашным пламенем темени. И мир застывает. Художник молчит, и улыбка сползает с лица. Он в любви.

И ребенок застыл, словно мир вдруг разрушен. Вот он! тот взгляд, что всеми миру послушен, хитер и игрив – тишины воплощения нежный женский теплый прилив.

Набросок рожден, словно феникс из пепла, природа живет, выжигая листы. Картины мир теперь смотрит природа, и девушка, что ее секреты хранит.

На высоком берегу прекрасно видно, как далеки просторы моря: оно уходит совсем за горизонт, оставляя только горячие темные линии. От них приятно и жутко на душе одновременно, будто бы само нутро пронзают острым клинком самые родные на свете руки.

Не страшно. Не холодно. Не свободно. Волны разбиваются о скалы, как чужие слова – самым настоящим стеклом. Нет никакого стремления, ведь рано или поздно найдется тот камень, что на злобу дня заставит труды распасться на миллиарды капель.

А на мысе ветер гуляет. Ему нет преград, он тормошит совершенно все, только и имея на это право. Бесцеремонно слетая в чужие жилища, ветер разносит вести по всему свету, не желает что-либо утаить, оставить наедине между двумя людьми.

Сидишь на краю обрыва, кажется, будто все дороги открыты. Причем даже те, что никогда даже не приглашали на себя поглазеть. В этом все прелести и беды: убежденность заставляет теряться, сходить с намеченного маршрута снова и снова, пока все не будет утеряно. Так смотрит пронзительно закат или крепко прижимает к сердцу мать. Этим прельщает любовник, этим же губит возлюбленный.