Последнее Ваше письмецо меня очень обрадовало и тронуло. Вы знаете, как я всегда расположена была радоваться всему хорошему в Вас; удесятерите же мою радость, соделавшись совершенно таким, каким Вы можете быть с помощью благодати. О, зачем Вы не были в Риме при сестре моей и при покойном ее муже. Как хорошо они жили с русскими артистами. Как бы Вашей доброй, благородной душе светло и благодатно бы было в их обществе. Сестра моя принадлежит к тем существам, которые не запятнали своей руки! Она проходит жизненный путь не с толпою и при этом так доступна для всех; она свежит и возвышает приближающихся к ней! О, она редкая женщина! Я перед нею благоговею! – Маменькина болезнь, папа расстроенное здоровье; много того и другого совершенно расстроило наше житье. Были ужасные перестройки, Глафира без рабочей, она рисует, но не пишет масляными красками, негде; но я надеюсь ей устроить рабочую, и она опять примется за кисть. Весною, если приедете, то надеюсь, что увидите чудеса, ею сотворенные.
Прощайте, мой добрый Тарас Григорьевич, да благословит Вас Бог.
Вам душею преданная
Варвара Репнина.
На четвертій сторінці:
Милостивому государю
Тарасу Григорьевичу
Шевченке
в Академию Художеств
в Петербурге.
58. Правління Харківського університету до Т. Г. Шевченка
13 листопада 1844. Харків
Министерство
Народного Просвещения
из правления
Императорского
Харьковского Университета
Господину Издателю
«Живописной Украины»,
Шевченку.
Ноября 13 дня 1844 года,
№ 2613,
Харьков.
Правление Императорского Харьковского Университета, желая приобрести для Университета издаваемую Вами в картинах «Живописную Украину», покорнейше просит Ваше Высокоблагородие, по выходе в свет сказанных картин, доставлять таковые в правление Университета в двух экземплярах, за каковое издание следующие деньги будут к Вам высылаемы за картины сего года – по получении оных, а за продолжение издания в следующие годы – по получении годового издания.
Синдик Университета Голубинов
Секретарь Иосиф Якубинский.
59. Т. Г. Шевченка до Я. Г. Кухаренка
26 листопада 1844. С.-Петербург
Друже мій! єй-богу, й досі не знаю, що я за погань на сім світі. Сказать би ледащо, так же ні, бо б’юсь, як овечий хвіст по… Сказать гордий, так ти ж мене знаєш. Та й після чого мені кирпу драть? далебі я чортзна-що. Оце другий рік, як я з тобою не балакаю, друже мій, а чому? і сам не знаю. Вертишся ти у мене всякий день на думці і на серці, а ти, може, думаєш?.. Та цур йому, не думай, братику, про мене нічого поганого. Далебі я не поганший меж людьми.
Єй-богу, не знаю, з чого й начинать і що тобі розказувать. Був я уторік на Україні – був у Межигорского Спаса. І на Хортиці, і скрізь був і все плакав, сплюндрували нашу Україну катової віри німота з москалями, щоб вони переказилися.
Заходився оце, вернувшися в Пітер, гравировать и издавать в картинах остатки нашої України. На тім тижні вийде 6-ть картин, і тобі пришлю. Я на те літо буду у Таганрозі, напиши, будь ласкав, як там найти шлях до тебе, от набалакаємось!
На Різдвяних святках наші земляки отут компонують театр у Медицинській академії. Так я думав, щоб ушкварить твій «Чорноморський побит», але тепер уже пізно, а якби ти його звелів переписать гарненько та прислав к Великодню, то б це так. А тепер вони розучують «Москаля-чарівника», «Шельменка», «Сватання на Гончарівці» і мого «Назара Стодолю».
З поганими отими черкесами я частенько отут зострічаюсь, але про тебе вони ні один нічого мені не казали, хоч я їх і розпитував. Шамрай собі хлопець, як того треба. Але воно, здається, сирота і не пащекує собі на лихо.