Мой отец, в отличие от отца Хомяка, мне еженедельное пособие не выдавал. Наверное, хотел, чтобы у меня развилась предпринимательская жилка или что-то в этом роде, поэтому я зарабатывал на свои расходы сам: осенью сгребал листья, зимой убирал снег, летом и весной косил траву. Вкалывал и не просаживал деньги почем зря, несколько баксов имел при себе всегда… и Хомяку это было прекрасно известно.

Я достал из кармана монетку и протянул ему. Он присел на стул возле игрового автомата в дальнем углу ресторана и опустил четвертак в автомат. На экране появилось изображение Чудо-мальчика и его зеленоволосой подружки, потом вспыхнула надпись: «Жмите на кнопку “Старт”. Только один игрок».

Игра началась, мы с Джастином придвинули стулья по обе стороны от автомата и наблюдали, как первобытный дикарь пробирается по лесу, перепрыгивает через препятствия и бросает каменные топорики во врагов на своем пути. Первый раз мы с Хомяком сыграли в эту игру на дне рождения Джастина и, даже потратив почти два доллара, так и не прошли дальше второго уровня. Хомяк и сейчас не продвинулся дальше, потеряв последнюю жизнь, когда спрыгнул с движущегося облака и упал в океан.

Он умолял меня дать ему еще четвертак, пока мигающий сигнал «Продолжить?» давал тридцать секунд на размышление, но я был непреклонен, и тут отец Джастина поставил коробку с картошкой фри на плоскую стеклянную крышку игрового автомата.

Когда отец Джастина скрылся из виду, Хомяк пробормотал:

– А соус?

– Непруха, – сказал Джастин. – Просить у папы соус я не буду.

Я взял бутылку кетчупа с соседнего столика и полил им картошку. Уксус добавлять не стал: Хомяк его терпеть не мог.

Картофель фри был горячим, но так вкусно пах, что мы не стали ждать, пока он остынет. Я сунул кусочек в рот, стараясь держать его зубами, чтобы не обжечь язык. Хомяк не удержался и запихнул в рот сразу три кусочка. Он замахал рукой перед лицом, и мне даже показалось, что из его ушей валит дым, как в мультиках. Наконец он сглотнул и выпалил:

– Господи, Джастерино! Твой отец что, смерти нам желает? Сходи попроси у него три холодных колы!

Джастин хотел сказать ему что-то вроде «не наглей», но тот уже набил полный рот картошки.

Уничтожив коробку картошки, мы поблагодарили родителей Джастина и вышли на улицу. Вход в их квартиру был тут же – соседняя дверь. Мы поднялись по крутым ступеням и вошли в комнату, не менее мрачную, чем ресторан. Мебель, бесхитростная и скудная, отличалась от антиквариата в моем доме, в воздухе висел какой-то странный запах. Каждый дом пахнет по-своему. У меня – мастика для пола, старое дерево и вычищенные ковры. У Хомяка в нос бьет запах курева, травки и освежителя воздуха. У Джастина пахло… чем-то неведомым. По крайней мере, так мне показалось тогда. Сегодня я наверняка бы определил эти неведомые запахи: кунжутное масло, рыбный соус, имбирь и прочие корейские пряности.

На модном кожаном диване сидел старик и смотрел телевизор с антенной-усиками. Он повернул голову в нашу сторону, никак не отреагировал и снова уставился в экран.

– Привет, хахл би, – сказал Джастин, скидывая ботинки. Я снял свои тоже.

Старик рассеянно поднял руку.

– Приветик, халби! – произнес Хомяк.

Джастин толкнул его в плечо.

Хомяк нахмурился.

– Что не так?

Покачав головой, Джастин провел нас в свою спаленку и закрыл дверь.

– Что не так? – снова спросил Хомяк, потирая плечо. – Зачем меня пихнул?

– Нечего дедушке грубить.

– Я думал, Халби – это его имя.

– По-корейски это «дедуля».

– Ты же сам назвал его дедулей.

– Потому что он мой дедушка! А ты снимай обувь, когда в дом заходишь.