. Входящая бумага принимается под расписку дежурным чиновником; им записывается в дежурную книгу; передается под расписку секретарю; передается под расписку регистратору; передается под расписку столоначальнику; вносится в настольный реестр; если не заводится новое дело, в любом случае вносится в алфавитный реестр; докладывается присутствию (решение может быть всего лишь «сообщить причту резолюцию»); решение подписывается не менее чем тремя членами; пишется указ причту за подписью члена, секретаря, столоначальника; указ сдается регистратору для внесения в исходящий журнал и отправки; при этом в докладной журнал вносятся, кроме содержания резолюции, дата последней, дата исполнения, номер и год дела, к которому бумага принадлежит.

Такая детализация бумажного производства касалась и низших инстанций. Протоиерей Иоанн Чижевский, помимо уже упомянутой нами работы, составил насчитывающий 370 страниц справочник по церковному письмоводству для благочинных и настоятелей церквей[78]. Согласно приводимым здесь сведениям, каждый благочинный должен был в год подавать в консисторию около полусотни рапортов и бумаг (в том числе и при препровождении различных денежных сборов), это – не считая каких-либо исключительных (что не значит – редких) случаев, связанных, например, со смертью священника, починкой церкви[79].

Такая бюрократизация соединена с усилением связи государства с Церковью[80], становлением «государственной церковности»[81]. По мнению СВ. Римского, через введение УДК епархиальное управление «уподобилось высшему светскому, то есть перешло под контроль государственных чиновников – обер-прокурора и его подчиненных»[82]. Речь здесь идет о секретарях духовных консисторий.

Назначение и увольнение секретарей консисторий совершалось помимо епархиальных архиереев. Формально занимая скромную должность начальника канцелярии, секретарь на самом деле стал ключевым лицом в консисторском правлении. Действительно, отмечает Римский, «растет бумажный вал, с которым могли справиться только специальные структуры», а именно – чиновничьи структуры, специально занимающиеся делопроизводством, оформлением дел в соответствии с законодательством, составлением к делам многочисленных справок из законов. Итак, вся сложная подготовка дел, от которой во многом зависели определение присутствия консистории и резолюция архиерея, была сосредоточена в руках чиновников под руководством секретаря[83], который не только назначается помимо архиерея, но и,

находясь под ближайшим начальством епархиального архиерея, состоит вместе с тем в непосредственном ведении обер-прокурора Святейшего Синода, как блюстителя за исполнением законных постановлений по духовному ведомству[84].

По УДК, независимо от присутствия консистории и даже от епархиального архиерея, секретарь «представляет обер-прокурору Святейшего Синода срочные сведения»[85] и получает от него предписания[86].

Таким образом,

секретарь стал как бы личным представителем обер-прокурора и чувствовал себя настолько уверенно, что мог совершенно не опасаться архиерейского неудовольствия, напрямую обращаться к своему столичному начальству и сообщать ему обо всем так, как находил нужным[87].

Из изложенного выше мы можем сделать вывод о том, что консистория фактически являлась частью государственного аппарата, «присутственным местом», действовавшим, как любое гражданское присутственное место, согласно своему уставу и множеству церковно-государственных узаконений. Заметим, что по приведенному выше определению УДК, консистория являлась не вспомогательным органом для архиерея, но местом,