Впрочем, такое положительное мнение о консисторском строе составляло скорее исключение. Затрагивавшие эту тему авторы скорее соглашались с Витте. К примеру, 24 марта 1905 года одновременно вышли в свет интервью иеромонаха Михаила (Семенова) и священника Григория Петрова, членов «группы 32‑х». И тот, и другой подчеркивали проблему засилья чиновнического бюрократизма в Церкви.
Бюрократизм целиком перешел в церковь, и церковь стала еще более бюрократична, чем государство. Это случилось отчасти по соседству, так сказать – инфекционно, отчасти же по прямому насилию. Пример первого – это «усмотрение», которое проникло в епархиальное управление и господствует там не хуже, чем в нашей мирской администрации[577],
– отмечал иеромонах Михаил. «Кто вас, чиновников, поставил судьей над нами? Кто дал вам право устроять жизнь нашу, жизнь всех верующих Церкви?»[578] – вопрошал священник Г. С. Петров. Чуть позже уже архимандрит Михаил развил свою критику в статье, помещенной в «Церковном вестнике». Консистория, писал он здесь, есть «пародия на пресвитериум», «фабрика бумаг». «Бюрократическая церковная власть приучается видеть всю суть дела в бумаге. Она отучается от духовничества»[579]. «Консистория убивает епископа»[580],
который не может за бумагами видеть истинную жизнь епархии, а видит только судные дела, ссоры духовенства и статистику. В другой статье, также помещенной в «Церковном вестнике», указывалось, что
теперь в консисторию отсылаются и такие просители, которых консисторское решение, как формальное, бумажное, не может удовлетворить, потому что консистория не увидит и не услышит самих просителей. Здесь для архиерея необходимо непосредственное знание нужд приходских, а не консисторское делопроизводство[581].
Напоминая о количестве бумаг, поступающих на рассмотрение епископа, автор статьи в журнале «Вера и разум» в конце 1906 года писал: «Епископу иногда нужно много проницательности, чтобы за мертвой формой усмотреть живую душу писавшего <…> даже если бы бумага представляла собой написанное из глубины сердца»[582].
Возвращаясь к статье архимандрита Михаила, следует упомянуть еще об одном отмеченном им недостатке консистории. Ее структура противоречива: либо епископ отменяет консисторию, действуя по отношению к ней как домашней канцелярии, либо епископ сам себя отменяет в пользу консистории, оставляя ей всю инициативу и лишь утверждая ее решения. «Консистория есть lapsus законодательства и должна умереть, сменившись церковным «священническим советом»»[583], – заключал архимандрит Михаил, суммируя таким образом публицистические дискуссии о консистории.
§ 2. В Отзывах епархиальных архиереев
Из 64 приславших свои отзывы преосвященных и епархиальных начальств по поводу реформы консистории как административного органа епархиального управления не высказались лишь восемь епископов[584].
Епископ Вятский Филарет (Никольский) детально перечислил недостатки консисторий, упоминание о которых мы находим и в других отзывах. Первый отмечаемый им недостаток – «полнейшая замкнутость учреждений»: духовенство не знает, что в них происходит. Отсутствие гласности влечет за собой соблазн легкого произвола. Это «порождает у духовенства страх, трепет и, пожалуй, отвращение (может быть, ничем не вызываемое) к этим учреждениям». Недостатком консисторий является также «канцелярская волокита»: «Епархиальное начальство имеет дело не с живыми людьми, а с мертвыми бумагами, которые стоят средостением между ним и духовенством, в ущерб самому делу». Затем преосвященный Филарет указывал на «неопределенность положения вышеуказанных учреждений в отношении их к епископу». К примеру, по УДК, члены консистории могут пересмотреть резолюцию епископа и поставить новую, но если последняя не будет утверждена епископом, то консистория «обязана даже выдавать резолюцию епископа за свою собственную». На последнем месте епископ Филарет ставил указанную в предложении обер-прокурора К. П. Победоносцева проблему отсутствия единства действий епархиальных учреждений