– Эй! Эйден, вторник на твою голову! Почему ты бездельничаешь?

Громкий резкий звук голоса надзирателя мгновенно поймал внимание Эйдена, которое замерло в страхе и совершенно потеряло из виду Кассию. И это было большой ошибкой. Ошибкой, которая больно ударила мальчика в бок и с громким звоном разбилось о камень. Сепаратор. Точнее его осколки веером разлетелись по земле, выпуская на волю золотистый туман.

– Не волнуйся мой мальчик, вещи, в отличие от стереотипов, имеют обыкновение ломаться. В этом нет ничего страшного, я прекрасно понимаю, что материальные ценности – это всего лишь иллюзия контроля над эфемерным времени. Как бы то ни было, следует понимать, что без денег непредсказуемая длительность твоего существования становится прогнозируемо короткой величиной. Иными словами, сепаратор – вещь дорогая и с ним нужно обращаться бережно, – так, или почти так, мог бы сказать Эйдену мастер-надзиратель, будь он человеком склонным к праздному времяпрепровождению в размышлениях.

Однако надзиратель был человеком трудолюбивым, поэтому любые лишние мысли в системе его убеждений приравнивались к пьянству, личностному росту и прочим аналогичным грехам. Впрочем, в силу возраста, Эйден вряд ли бы понял идею бренности материализма в масштабах души, но ценности имущества для бренного тела. Подзатыльник, доставшийся мальчику, вполне доходчиво объяснил обеим сторонам конфликта, кто был не прав в данной ситуации.

– Ах ты исчадие вторника! – все-таки один подзатыльник не был достаточно убедителен.

Надзиратель замахнулся в третий раз, но удар не последовал. Сквозь звон в ушах от затрещин Эйден услышал визг Кассии и незнакомый женский голос:

– Ты совсем сдурел? Прекрати лупить принца! – женщина кричала громко и возмущенно. – Ах, пророк безымянный, ты что вытворяешь?

Эйден бросил осторожный взгляд в вбок. По тропинке, которая брезгливо огибала поле на почтительном расстоянии, бежала деревенская ведьма. Длинная пышная юбка, украшенная оранжевыми перьями, оборками и синими бусами, развевалась по ветру подобно военному знамени свирепого племени. Макияж и прическа женщины также наводили на мысли о первобытной жестокости: фиолетовая помада, синие брови вразлет и соломенно-желтые волосы зачесанные высоко вверх.

– Среда вожделенная, самому жить надоело, так остальных зачем за собой тащишь? – негодовала разъяренная ведьма, грозя надзирателю маленькой плетёной корзинкой, поднятой высоко над головой.

Тем временем Кассия воспользовалась неразберихой и втиснулась между Эйденом с мастером-надзирателем. Она раскинула руки в стороны, защищая мальчика грудью, и завопила во всю мощь легких:

– Это я виновата! Не бейте его! Это не он, это я сломала сепаратор!

Воцарился бардак. Гремели бусинки и подвески на наряде ведьмы, болванки под ее каблуками трещали, ветер пронзительно выл на фоне, нагнетая черные тучи и драматичное настроение.

– Хватит! – в конце концов, рявкнул мастер-надзиратель.

Чего именно было достаточно надзирателю, не понял никто. По крайней мере, Эйден не понял, а остальные лишь добавили суматохи в творившийся хаос. Кассия неразборчиво причитала и всхлипывала, а ведьма продолжала надвигаться неотвратимо, как кризис бытия в среднем возрасте. Даже Эйдену стало немного страшно.

Похоже, ведьмы были в родне с пауками, как иначе такое маленькое существо могло вселить ужас в огромного надзирателя? Мужчина был не просто большим, ему приходилось кланяться каждому дверному косяку в мастерской, чтобы зайти в комнату. Однако, перед угрозой плетеной корзинкой он съежился и отступил на пару шагов назад. Когда мужчина оказался в опасной близости к зоне поражения, он схватил Эйдена за плечо и выставил перед собой. Ведьма взревела, а корзинка в ее руке закрутилась пуще прежнего.