Именно поэтому внутри мастерской было множество табличек и указателей, которые давали вежливые советы по нужному направлению, а иногда бессовестно угрожали членовредительством в случае неверного выбора двери и лестницы. Например, путь к столовой указывала надпись углем на стене:
«Оставь здесь надежду, жизнь и достоинство, безумец, ступивший налево.
Направо – трапезная, обед с часу до двух».
Слева, кстати, размещался кабинет мастера-надзирателя, который был ответственен за моральное воспитание учеников мастерской.
Впрочем, сегодня Эйдену не нужны были таблички. Честно сказать, он бы даже хотел чуть-чуть заблудиться. Совсем чуть-чуть: так, чтобы пропустить урок с мастером-по-общим-вопросам, но не так, чтобы есть пауков в голодных скитаниях по запутанным коридорам. И хоть Эйден шел очень медленно, но в этот раз время решило проявить любезность и подождать. Оно даже учтиво пропустило мальчика первым в класс, и только потом громко объявило о начале урока.
За огромным круглым столом по правую руку от Эйдена сидела Кассия. Кассия была замечательным мальчишкой, не смотря на то, что она была девчонкой. Что бы это ни значило. Кассия была как все. Нос, рот да глаза. Ни хвоста, ни даже коры вместо кожи, на крайний случай. Как и другие мальчишки в мастерской она обучалась волшебству, жила в общей комнате, носила белую одежду и брила на лысо голову и брови. То есть она была, как все, за исключением одного, а, точнее, двух «но». Второе «но» было в том, что она была дочкой магистра, и из этого «но» рождалось первое – она была единственной девочкой в мастерской.
Остальные места за столом занимали взрослые преподаватели вперемешку с учениками. Некоторые сражались со сном, ведя обреченный бой с безжалостно наступавшими веками. Другие тихонечко перешептывались с соседями. А кое-кто мертвым взглядом смотрел в пустоту, практикуя единение с вечностью. Мастер-по-общим-вопросам как раз был из таких людей. Если его вообще можно было назвать человеком.
Мастер-по-общим-вопросам был настолько скучным и неинтересным, что, по мнению Эйдена, мог бы считаться кирпичной стенкой или капустой. Хотя, пожалуй, судьба у капусты была интересней. У нее был шанс на развитие: протухнуть или стать салатом. Мастер-по-общим-вопросам, в отличие от капусты, не испытывал нужды в переменах. Он просто был. Всегда. В своем кабинете и на своем стуле. Вигго называл таких людей болванками. И теперь, смотря, на тех, кто сидел за столом, Эйден ясно их видел.
Их было большинство. Все они выглядели похоже: продолговатые тела и вытянутые головы без лиц. Кожа у них была красновато-коричневая и гладкая, на вид такая же холодная и твердая, как отполированный деревянный брусок. Они сидели вокруг стола, и заметить их было трудно. Взгляд просто проскальзывал мимо, огибая болванок, словно неприметный горшок с цветком, который стоял в углу комнаты с момента ее основания. Но все же горшок был тут, так же как и болванки.
Мастер-по-общим-вопросам был единственным преподавтелем из болванок, но это ему никак не мешало. Наоборот, считалось, что его урок был самым важным, а полученное здесь секретное знание превращало детей во взрослых.
Правда, Эйден не знал, чему они должны были научиться. Занятие заключалось в том, что дети два часа кряду слушали отчеты мастеров о проделанной за неделю работе. Для хорошей оценки было достаточно держать спину прямо и не заснуть за столом, что было намного труднее, чем могло показаться. Когда Эйден спросил об этом Вигго, тот лишь усмехнулся и сказал, что совещания – это залог успешной карьеры.