Раскидав перед зеркалом в прихожей уже второй день не мытые волосы на своей голове, общий вид которых всё больше делал меня схожим с Талисманом, я вставил ноги в кроссовки и, защёлкнув карабин поводка на ошейнике моего четвероногого спутника, пошёл вниз прогревать двигатель вездехода. Ирэн тоже не заставила себя долго ждать, в скором времени покинув парадную, чиркая бензиновой зажигалкой около прикуриваемой сигареты. Да-да, именно парадную, мы же в Питере.

Раньше мне никогда не приходилось бывать в моргах. Благодаря киношным стереотипам, я представлял это место тихим и мрачным. Молчаливый персонал изредка должен был появляться в длинных коридорах и сразу же скрываться за дверьми отделанных кафелем комнат, по центру каждой из которых должен был стоять железный препарационный стол с телом, накрытым белой тканью. В реальной жизни всё оказалось иначе. Это было потрёпанное временем одноэтажное здание песочного цвета, запрятанное за кронами уже распустивших свои листья деревьев. Изначально тело направлялось на экспертизу в современный и хорошо оснащённый центр судебной медицинской экспертизы. Там же проходило и опознание. Но из-за постоянно усиливающейся журналистской осады и опасности утечки информации управление приняло решение тайно перевезти тело погибшей и работавших с ним экспертов из новомодного центра в скромное здание, где их вряд ли будут искать представители прессы.

За скрипучей дверью меня встретил сладковато-приторный запах разложений, замешанный с формалином. Пустой и мрачный коридор из моих представлений был хорошо освещён солнечным светом и заставлен пустыми каталками. На подоконниках зеленели фикусы в горшках, стоявших на чайных блюдцах. В целом обстановка в морге больше напоминала мне пищеблок пионерского лагеря из детства, если опустить то, что дверьми кабинетов здесь не было больших электроплит с кастрюлями, а в холодильниках хранились далеко не продукты.

Олег, с больничной накидкой на плечах, ждал нас около открытой в конце коридора двери. Слегка пожав мне руку и приобняв Ирэн, он жестом указал на вход в помещение. Под большим хирургическим светильником на препарационном столе лежала маленькая девочка с утренних фотографий. Она, с бледным лицом синеватого оттенка, по грудь была накрыта белой льняной простынёй. Около неё стояли двое мужчин в масках и синих хирургических костюмах. На одном из них был надет жёлтого цвета прорезиненный фартук и высокие до локтей перчатки того же цвета. Чуть поодаль за письменным столом находился человек в форме с майорскими звёздами. Он что-то выискивал в разваленных по столу бумагах. Приглядевшись, я увидел, что на его китель был нашит шеврон следственного комитета.

Завидев, что мы вошли, люди в хирургических костюмах отошли в сторону от своего рабочего места, стянув перчатки и опустив маски на подбородки. Один из них вытянул из лежащей около шкафа с растворами пачки сигарету и, минуя нас, выскользнул в дверь. Второй, сдвинув очки, потёр уставшие глаза и пошёл в сторону письменного стола, за которым сидел майор.

– Полового контакта не было, так же, как и физического воздействия. Эксперты несколько раз всё перепроверили, – подведя к столу, кратко ввёл нас в курс дел Олег. – В желудке обнаружен торт. Мы связались со школой и родителями – тортом её не кормили. По крайней мере, в известном месте. Я отправил оперативника собрать копии меню всех кафе и кондитерских по пути следования со школы до её дома.

– От чего она умерла? – тихим голосом спросила Ирэн.

– В крови найден алкоидцерберин и гликозид церберозид, – вмешался в разговор вернувшийся к своему рабочему месту патологоанатом в очках и маске на подбородке.